– Пакс шел по следам крови до Брэдди-сквер. Там на нее напали. – Дойл сунул руку во внутренний карман куртки, достал оттуда нож и передал его Эйдриану. – Он обнаружил вот это. Валялся в луже крови.

– Он принадлежит Жюстине. – Черный нож с плоской рукояткой и выемками для пальцев. Соотношение длины рукоятки и лезвия было идеальным для броска. – Я дал ей его. – Острый точно бритва. Жюстина ценила хорошее оружие.

Эйдриан посмотрел на лежащую в постели женщину.

– Ты ранила его, Сова. Отличная работа.

Он вспомнил тот день, когда вложил в ее руку этот нож со словами:

– Не стоит расхаживать по городу безоружной. – Господи. Тогда они были совсем детьми.

– Она носила его с собой, – заметил Дойл.

– И достаточно долго. – Эйдриан, казалось, ощущал исходящее от рукояти тепло кожи Жюстины. Зачем она носила этот нож с собой? – Теперь от нас требуется отыскать лондонца с ножевым ранением.

– Может оказаться, что он и не англичанин вовсе. Кое-кто в Австрии и Пруссии все еще точит на нее зуб. – Дойл поскреб покрытый щетиной подбородок. – И вполне возможно, что нападавший – француз.

– Принимая во внимание все, что мы знаем о Жюстине, нападавшим вполне может оказаться швед или каннибал с одного из островов Тихого океана.

Стало быть, все эти годы Жюстина хранила его подарок.

Эйдриан сунул нож с запекшейся на лезвии кровью под подушку Жюстины слева от ее головы. Именно так она поступала в те времена, когда они были вместе. Возможно, нащупав нож под подушкой, она почувствует себя спокойнее. Или, сжав его в пальцах, попытается отогнать смерть прочь.

У Жюстины на мгновение перехватило дыхание, и в груди что-то забулькало. Затем все стихло. Эйдриана окатило ледяной волной. Время, казалось, остановилось… Но потом Жюстина судорожно втянула ртом воздух и вновь мерно задышала.

Она не умерла. Не может умереть.

– Не нравится мне все это.

– Ей больно, – произнес Дойл. – Так всегда бывает, когда человеку больно. И это вовсе ни о чем не говорит.

Друзья всегда лгут.

Жюстина что-то забормотала – Эйдриан не разобрал слов, – а потом повернула голову. Она дрожала всем телом, как если бы заключенная в нем боль пыталась вырваться на волю.

– Это не сон, – озабоченно произнес Эйдриан.

– Нет.

– Мне приходилось наблюдать за ней спящей, когда мы были близки. – После занятий любовью Эйдриан вылезал из постели, чтобы подбросить поленьев в очаг. Он стоял обнаженный на холодном полу и думал о том, сколь совершенна Жюстина. Временами он даже не верил, что эта женщина принадлежит ему. – Она засыпала очень крепко. Мышцы расслаблялись. Лишь в такие моменты ее можно было застать врасплох. Но потом она быстро просыпалась и вновь становилась ловкой и изворотливой, точно кошка. Иногда мне даже казалось, что среди ее предков были представители семейства кошачьих. Ох уж эти благородные французские семьи…

– Да, с этими французами ничего не знаешь наверняка. Такой изобретательный народ. А она до сих пор ходит вооруженная до зубов, несмотря на то что вот уже несколько лет царит мир. Во внутреннем кармане ее плаща мы обнаружили заряженный пистолет. Правда, в последнее время из него не стреляли.

– Я постоянно говорил ей… – Голос Эйдриана зазвучал жестче. – Я не раз говорил ей, что порох во время дождя нужно держать сухим.

– Может быть, именно поэтому в ее руке оказался нож, а не пистолет, а сама она все еще жива. А еще у нее было вот это. – Дойл вынул из кармана носовой платок и осторожно развернул его, явив взору Эйдриана промокшие насквозь и окрашенные кровью клочки бумаги.

Мокрая газета. Она расползется под пальцами, поэтому Эйдриан не стал трогать.