– Где еще один? – горячо зашептал Егор сквозь заиндевевшие усы. Цигейковые отвороты шапки он крепко затянул на подбородке. Он осторожно выдвинул карабин жалом штыка в направлении сгоревшей деревни. – Эх вы, зайцы трусливые. Я, что ли один до местечка поползу? Нет, так не пойдет, мальчики. Кто будет не из робкого десятка? Отзовись…

Тот час же снизу, шумно осыпая холодную землю и камни, кто-то вскарабкался к нему. Голова в пробитой каске задела его туго набитые, неизрасходованные патронные сумки. Красный свет пущенной ракеты выхватил из темноты злые, мальчишьи глаза. Большие губы под сплюснутым, широким носом. Сопит наверное в темноте, подумал Егор. В разведку с таким вот «кадриком» ни-ни и ни за что. Потому что такого «храпуна» за версту и видать и слыхать. И врагам, и своим…

– Ну что, братишка, повоюем? – с надеждой спросил он шепотом у бойца. – Можешь не отвечать. Сейчас наша задача такая: прикрыть отход нашей группы через поле к лесу. Что у тебя за оружие? Эсвэтэшка? Затвор не забился? – спросил он, видя кинжальный штык и дырчатый кожух газоотводной трубки СВТ. – Проверь, что бы, не дай Бог, в бою оружие не подвело… Теперь, смотри: если какое движение по сторонам произойдет – не торопись стрелять. Стрелять в нашем случае – последнее дело. Немецкий знаешь? Как?..

– Знать я знаю, товарищ командир, – с сомнением протянул плосконосый мальчик-красноармеец. – У меня в школе круглое «отлично» было по «шпрехен зи дойтч». Только слушал я их речь в бою и сейчас, в сумерках… Не так они говорят, как нас учили. Не то произношение. Вы не беспокойтесь, товарищ командир, – продолжал он как-то слишком самоуверенно. – Я смогу по-немецки, если что… Если что и перевести смогу. Только лучше бы они нам не попались…

– И мы им тоже, – сказал кто-то внизу, довольный тем, что вставил словечко. – Особливо тем, кто ни одну бабу за титьки не дернул. Ни разу…

Внизу, там где смутно белел снег и чернели кусты, довольно громко заржали. Хотя тут же, вняв приглушенному мату, что изрыгнул Егор, примолкли. Зря все это, хотя и необходимо. Правда здорово, что ребят повеселил этот черт невидимый. Ежкин кот, он же душу им просветлил. На войне это, порой, сохраняет жизнь.

…Когда последний боец, шаркнув подошвами, перевалил через белый гребень сугроба, Егор шумно вздохнул. Почище того «храпуна» будет, подумал он. Скрипнул зубами…

Тут же в памяти его всплыл страшный день. Сергей и Ирина отбыли на подводе, запряженной пегой с белыми подпалинами кобылой. Тяжелый ком сдавил его изнутри: как будто видел обоих в последний раз. Неделю они прожили безбедно: туды-сюды… Но в тревоге и сомнении, что не оставляли их подспудно, гложа душу и сердце. Одним вечером дозорный Тимурбеков, запыхавшийся от волнения, сообщил: слышу шум с дороги. Егор (благо, что приказал не спать) приказал Малой Красной армии уходить в лес. Спрятавшись за деревьями, что были за прудом с нутриями, они видели как на площадку, перед домом с бытовкой и сараем, выехала германская бронемашина. На стальном корпусе у нее была башенка с тонкой 20-мм пушкой и пулеметом. Открылась угловатая железная дверца. На поросшую травой землицу ступили ноги в черных шнурованных бутсах. Их было трое, немцев-фашистов. В черных, коротких кителях с серебристыми молниями в петлицах. У одного из них на голове был кожаный шлем, похожий на футбольный мяч. У двоих – черные пилотки с розовым кантом и эмблемой черепа и скрещенной кости. Это были, по всей видимости, квартирьеры дивизии SS «Рейх», что воевала в составе 2-ой панцирной группы. Весело переговариваясь, двое зашли в дом. Тот, что был в «футбольном» шлеме, остался на пороге. Вынул из нагрудного кармана черного кителя портсигар. Закурил тонюсенькую желтую сигаретку. Егор, испытывая чувство глубокой досады, посмотрел на ближайших к нему бойцов: Тимурбекова и Корниенко. Замысел пришел сам собой… Единственное, о чем приходилось жалеть: не было Сергея, который «шпрехал» по-немецки, будто сам был из их краев. Остальное было делом техники… Отомкнув от винтовки трехгранный штык, Егор подкрался с германской бронемашине. Пальцы его поглаживали серую шершавую броню с черным на белом крестом. Будто просил о помощи эту «вражину». Учуяв момент, он сделал выпад. Рука со штыком с мягким хрустом вошла в сердце SS-манна. Тот, выпустив из ноздрей клубы синеватого дыма, повернулся в его сторону. Сам напоролся на черное, отточенное жало… Двое других, что, посмеиваясь, вышли во двор, были тот час окружены бойцами Малой Красной армии. Один из них нерешительно поднял руки. На его бледном, испуганном лице блуждала виноватая улыбка. Тот, что был постарше, показал пальцем на серебряный значок в виде мертвой головы, что был на его кителе. К удивлению бойцов, сказал по-русски, почти без акцента: «Не стрелять! Я штандартенфюрер SS Беннеке. Вы можете получить от меня весьма ценные данные о дислокации германских войск. Приведите меня и моего товарища в свой штаб. Повышение и благодарность от своего командования вам обеспечены». По знаку Егора этого фрица (вынув из кобуры маленький пистолет) отвели в сторону. Держа в руке снятый с предохранителя «Вальтер», Степанов допросил его.