– Das ist good Desche Schokolad! – закивал в знак одобрения Феликс Бау. – Nam-nam! – зачмокал он толстым, розовым языком, показывая как вкусно будет есть шоколад. – Mein liber kinder! Верьте мне, милые детишки. Германский солдат никогда не обидет вас. Никогда не предложит вам ничего плохого. И вы, старуха, тоже мне верьте, – обратился он к Матрене Тимофеевне, которая стояла, прислонившись к печи, как каменное изваяние. – Мы пришли освободить вас от проклятых большевистских евреев. Они и нас угнетали, пока не пришел фюрер. Адольф Гитлер, великий сын германского народа.


Бау, чтобы показать свое полное расположение к старухе и ее дому, вынул из кармана тесного френча открытку, покрытую глянцем. На ней, в полный рост был запечатлен фюрер германской нации в форме штурмовых отрядов SA. Поискав подходящее место и не найдя ничего лучшего, он пришпилил открытку в красном углу (пониже иконы) с помощью короткой иголки с массивной пластмассовой головкой. Чтобы эта русская старуха не потеряла изображение нашего великого фюрера, подумал Бау. Иконы и вера в «русского Бога» – ее личное дело. Хотя… В «Mein Kampf» Адольф Гитлер описывает, как он любил посещать службы в кафедральном соборе в Браунам на Инне, где родился в окружении суровых и величественных альпийских гор. Важно, чтобы одурманенные ядом большевизма, эти русские поверили нам. Перестали бросать косые взгляды… Говорят, что в самой Москве нас ждут уличные бои за каждый двор и каждый дом. Там отборные части «огэпэу» и сплошь коммунистическое население, которому роздано все, имеющееся на складах в Кремле, стрелковое и противотанковое оружие. Даже женщины и дети, обработанные ядом большевизма, готовы стрелять в нас.


…Дитер и Вильгельми мылись, занавесив часть просторной горницы пятнистыми плащ-палатками. Старуха в суровом черном платке и застиранном сатиновом платье (при ближайшем рассмотрении и тому и другому показалось, что ей не более сорока лет) вскипятила им воду в огромном железном тазу. Он буквально вскипел на черно-красных головешках в глубине чудовищной печки. «Если у этих варваров нет ни душевой, ни ванны – будем мыться прямо в ее жилище, – засмеялся двадцатипятилетний здоровяк Дитер. – Не плескаться же нам, двум германцам и солдатам фюрера, во дворе? На этом адском двадцати семиградусном морозе, дружище? Я еще не сошел с ума, Отто. Ты, по-моему, тоже не отморозил себе голову в России. Честно говоря…» Но тут их прервали. Унтер-офицер роты связи Феликс Бау почтительно кашлянул сквозь плащ-палатку. Доложил, что на полевой телефон звонили командиры рот. Лейтенант цур зее Шоссе сообщил, что его солдаты, выполняя приказ, заняли позиции на окраинах, выходящих на дорогу. К сараям и огородам (несмотря на зверский мороз) отрыты ходы сообщения. Там же оборудованы доты для ведения кругового огня по противнику. Лейтенанты Брукдорф, Хиллеган, капитан Вернер цу Армштад, обер-лейтенант барон фон Зибель-Швиринг сосредоточили по паре взводов на флангах деревни. Установили на чердаках окраинных, близких к лесу домов тяжелые MG-34.


Главный наблюдательный пункт капитан Венцель цу Армштад (он же командир взвода управления) предлагал разместить на верхушке колокольни, что располагалась в центре занимаемой деревни. Три солдата роты связи с полевым коммутатором «D» (радиостанцию «Telefunken» разбило осколком «красной» гранаты), по его приказу, уже обосновались там. Гауптфельдфебель (Spaiss и «мама роты») вермахта докладывал, что обстановка спокойная. Следы пребывания противника ни в самой деревне, ни за ее пределами не обнаружены. Тщательный осмотр погребов также не дал никаких результатов. Основное население этих мест, женщины, дети и старики, боятся солдат фюрера. Однако замечены отдельные проявления вполне дружелюбного отношения. Особенно со стороны пожилых русских. Некоторые из стариков надевают старые кресты на черно-оранжевых ленточках (почетная награда русского царя времен прошлой войны). Кроме этого, выставлены караулы. Панцеры (двадцать легких Pz-I, шестнадцать Pz-II, семь Pz-III, два самоходных орудия Stug III и Панцерягер I) разместились на площади под усиленной охраной. Позже, командир панцирного батальона (вернее, его «доблестных остатков» панцерной дивизии) майор Дитер приказал выдвинуть свой Pz-III и самоходку Panzeriager I поближе к дороге. Велел замаскировать их в сараях. Под прицелом 47-мм орудия сюрпризы «красных друзей» выглядели, по меньшей мере, предсказуемыми. Свой командирский панцер, оснащенный жалкой 35-мм пушченкой, он двинул туда же лишь для очистки совести.