Старый князь и Пухлер, проводили девушку до конца коридора, а десять минут спустя трое каторжников крепко спали на своих жестких нарах.

На следующее утро трое каторжников, по обыкновению, уже работали вместе с остальными несчастными.

День был прекрасный, но солнце с самого утра палило над головами тружеников, с которых пот лил градом. А надсмотрщики безжалостно торопили их, наказывая кнутом отсталых и лениво исполняющих свою работу.

Наши трое друзей еле держались на ногах после проведенной без сна ночи. Хотя они легли спать поздно, но уже проснулись до рассвета, да и их короткий сон был тревожен и беспокоен. Каждого, из этих случаем заброшенных вместе людей преследовали прошлые образы и вспоминания. Но больше всего в их голове кружились и теснились мысли о плане бегства. Свое решение бежать они хотели, во что бы то ни стало, привести в исполнение, и чем раньше, тем лучше.

Бриссон в особенности злился сегодня на Пухлера. Хотя никаких улик у надсмотрщика не было, но инстинктивно он чувствовал, что напавший на него в темном проходе человек был ни кто иной, как Пухлер. Между всеми каторжниками не было другого, который обладал бы, подобно Пухлеру, гигантской силой и железными руками.

Старый князь и лорд Вардмур, работавшие вместе, время от времени обменивались некоторыми замечаниями, но лишь только кто-нибудь из надсмотрщиков приближался к ним, они снова усердно принимались за молот, которыми они дробили огромные камни.

Пухлер находился почти возле них, и если он молчал, то он чутко прислушивался к тихому разговору своих друзей и сообщников.

– Придумали вы уже кое-что? – спросил князь Фельс лорда. – Я напрасно ломал себе голову, но ничего путного не вышло.

– А мне пришел на ум неплохой план. – шепотом возразил знатный англичанин.

– Должно быть, вы не спали весь остаток ночи, милорд. – сказал князь.

– Нет, дорогой князь, – гласил ответ, – уже проснувшись на рассвете, я вспомнил, что я был несколько дней тому назад во дворе большого здания, в котором живет главный надзиратель. Меня послали туда с каким-то поручением, и мне пришлось ждать на дворе с полчаса. Из любопытства, а, может быть, инстинктивно я оглядел весь двор, и насколько мне помнится, мы могли бы проникнуть в этот двор, ибо он обнесен невысокой оградой. А там возможно было бы выбраться через конюшню в поле.

– А дальше? – спросил князь. – Куда же мы могли бы направиться оттуда, не рискуя быть настигнутыми погоней?

– Все это покажет будущее, – возразил лорд Вардмур, – Мы должны вручить свою судьбу воле Всевышнего. Но нам нужно быть готовыми к всякой неожиданной встрече, а если мы будем вынуждены к этому обстоятельствами, мы не остановимся ни перед чем. Может быть, нам придется обагрить свои руки кровью, если мы встретим какую-нибудь помеху на своем пути.

– Но вы упустили из виду одно важное обстоятельство, – печально проговорил князь. – Наши ноги в кандалах, а у нас нет пилы, чтобы распилить их.

– Я подумал также и об этом, – ответил Лорд. – Мы тайком заберем с собой в свою камеру несколько огромных молотов, с помощью которых мы разобьем связывающие наши ноги кольца.

– Но Елизавета? – спросил вдруг князь. – Я не могу оставить эту несчастную здесь, я обещал ей взять ее с собой, если мы выполним наш план бегства.

– Ничто не мешает нам выполнить ваше обещание, – возразил лорд Вардмур. – В условленную ночь она придет в нашу камеру, и мы все отправимся вместе.

В это время к разговаривавшим каторжникам подскочил Бриссон.

– Эй, лентяи! – свирепо заревел он, высоко помахивая своим кнутом. – Ты, старик, болтлив, как баба!