Однако к старости Елизавета Архиповна заскучала.
Она по-прежнему выуживала отовсюду секреты, как водяной рыбу из омута. Но все острее хотелось живых чувств. Не боязливого негодования, а полноценного страха! Почтения! Трепета перед ее осведомленностью!
Одна-единственная умная и недобрая заскучавшая старушка способна давать мастер-классы дьяволу на тему «Как превратить в ад жизнь небольшого городка».
К счастью для Шавлова, в брошюре под названием «Как расшевелить окружающих и развеселиться самой» Елизавета Архиповна только начала писать вступительное слово. И тут наметилась свадьба у сына Нины Сысоевой.
Такого шанса старушка не могла упустить.
Сидя за столом, Елизавета Архиповна взвесила собравшихся пучком и по отдельности. Тэк-с, кто у нас тут?
Женишок. Ничего особенного, пустое место. Прямой, как дверной косяк. Скучно!
Нинка, мамаша его. Хитра, лиса!
Муж ее, чурбан армейский. С простака много не возьмешь.
Дочь их Ритка, выпучилась змеей подколодной. Уже интереснее!
И Алевтина здесь со своим беспутным Гришкой! Хе-хе!
Елизавета Архиповна мысленно потерла ручки и приступила к разогреву публики.
– А олуха зачем пригласили? – громко осведомилась она. И обернувшись почему-то к Саше, доверительно прибавила: – Живого человека прикончил, а теперь сияет, как сундук!
Глава 3
Бабкин разулся, закатал до колена штаны и зашел в воду по щиколотку. Под пятками мягко проседал песок, над водой зависали мошкариные тучки. Золотая горбушка солнца размокала в реке.
«Благодать», – подумал Бабкин и прихлопнул комара на плече.
Теплый и тихий вечер обнял его по-дружески, забубнил что-то на ухо разноголосицей с набережной. Сергей подхватил ведерко с червяками и пошлепал прямо по кромке воды.
Впереди шелестел разросшийся ивовый куст. Он наладил удочку, выудил толстого червя. И уже готовился насадить наживку, когда неподалеку раздались женские голоса.
Подслушивать Бабкин не собирался. Однако дважды произнесенная отчетливо фамилия «Сысоевы» заставила его насторожиться.
– …подсуропил Кожемякин!
– …а она?
– …не оставят. Мстить будут.
– …я мстю, и мстя моя страшна.
– …типа того.
Бабкин присел на корточки. Червяк по-прежнему болтался в его пальцах, но призрак смертоносного крючка уже поблек перед ним.
– …прям перед свадьбой!
– …нарочно, что ли?
– …кто его знает!
Сергей отложил удочку, выпустил червяка и придвинулся к стволу.
– …два «Камаза» выгрузил!
– …будет врать-то!
– …сами говорили… отравить… А он возьми да смойся…
– И теперь, значитца, они в этом сидят!
Послышался ехидный смешок.
Бабкин извернулся так, чтобы сухая ветка не колола в бок. Голоса приблизились, и пришлось залечь в песке. «Заметят», – огорчился он. Но сам себе возразил: и что? разве не может заезжий рыбак отдохнуть под ивой?
– Нинка ему этого не простит, – сказали хрипло и закашлялись. – Страшная баба.
– А Кожемякин – не страшный? – спросили, сильно окая.
– Перекусит она его пополам.
– А ты откудова знаешь-то?
Бабкин представил простоватую молодую бабенку с ее недоверчивым «откудова». Такая съест любую выдумку и добавки попросит.
– Все знают, – авторитетно заверила старшая. – Помнишь, чего с Алевтиной?..
До Сергея долетел запах крепких сигарет. В подкравшихся сумерках заплясали два красных огонька.
– Не-а, – сказала молодая. – Не помню. А что?
Следующие пятнадцать минут Бабкин пролежал не шевелясь, хотя у него затекла нога, а штанину облюбовали муравьи с чрезмерно активной жизненной позицией.
– Во дает тетка, – восхитилась младшая, когда вторая замолчала. – А Алевтина чево?
– Чево-чево… Ничево!
Рассказчица, кажется, рассердилась за глупые вопросы. На ее месте Бабкин тоже негодовал бы. И без того ясно, что случилось с незадачливой Алевтиной.