– Я тогда глазам своим не поверил, когда имперскую печать на конверте увидал, а как письмо прочёл и вовсе чуть чувств не лишился.

Сомов прошёл до резного секретера, стоящего в углу комнаты и бережно достал из общих закладных и расписок, конверт с гербами и марками. Извлёк из него письмо вице-адмирала, и, присев на край лавки, начал читать.

– Здравствуй Сомов.

– Надеюсь милостью моей судьба благосклонна к тебе, и те средства, что я тебе подарил, применились тобой с умом и смыслом. Распорядился ты ими верно, а не просадил всё в кабаках и борделях. Но не для нравоучений прислал тебе я это письмо, а вот для чего.

– Недуги и болезни одолевают меня, то ли в силу моего преклонного возраста, то ли из-за того, что всю свою жизнь не щадил я живота во благо царя и отечества, да только чувствую, братец, немного жить мне осталось.

– А по сему, хочу в наследство я и тебе кое-что оставить. Приезжай, Сомов, ровно через год по адресу, который указан на конверте в мой столичный дом. Приказчику будут даны относительно твоей персоны распоряжения, а меня, наверное, уже в живых не будит.

– На этом позволь проститься с тобой и поблагодарить ещё раз за то, что спас меня тогда, при Гренгаме. Приезжай обязательно, наследством не обижу.

– Всегда благосклонный к тебе Н. Л. Брильд.

После прочтения письма, Сомов ещё с полчаса показывал всем за столом печати и марки на конверте, убеждая всех что письмо пришло из самого Санкт Петербурга. Очень детально описывал урядника, который доставил конверт, хотя на самом деле совершенно не помнил, как тот выглядел. И вот, наконец, выбившись из последних сил от чрезмерного употребления спиртного, также бережно убрал письмо, и плюхнулся обратно за стол, уже совершенно размякший и потерянный. Теперь ему было всё равно кто его слушает, а кто удалился, радуясь, что, наконец, всё закончилось. Смысл был понятен всем. Сомов разбогател ровно через год, и, благодаря щедрой руке вице-адмирала Брильда, стал известен всей округе и даже за её пределами.

Екатерина Владимировна увела Дуняшу в свою комнату, чтобы почитать ей перед сном. Михаил улизнул следом, по ночным делам, которые в его горячем возрасте случались с ним, в последнее время, всё чаще и чаще. Вася для приличия, посидел ещё какое-то время с гостями, и только когда супруги Храповы отправились домой, спросил у отца разрешения уйти, и чуть ли ни вприпрыжку помчался на чердак, где проводил почти всё свободное время. Его ждали книги.

Пьянствовать за столом оставались только трое. Сам Сомов, который ещё долго мог рассказывать одно и то же. Его брат Никита, уже совсем пьяный, мирно дремал уткнувшись лбом в стол. Инженер Тимофеев, до смерти боявшийся своего работодателя, оставался рядом. Он был готов слушать Сомова хоть всю ночь, лишь бы тот не сердился.

Стол по-прежнему ломился от водки и закуски, хотя ни есть, ни пить, ни у кого уже не было настроения. За окном портилась погода. Солнце уже почти закатилось за багряные верхушки сосен, красовавшиеся в дали. Праздник заканчивался, кто-то очень злой и коварный подумал в ту минуту. – Пора!