Она прошла под таинственными сводами вокзала Виньярд к платформам, и к моменту прибытия поезда пассажиров, кроме нее, собралось всего трое. Она никогда прежде не была в городе в субботу вечером, и от новизны этих впечатлений вдобавок к недавнему собеседованию на первую в жизни работу все кругом казалось Лизе одновременно и непередаваемо странным, и призрачно знакомым. Лиза думала, что, когда вырастет, скорее всего, станет поэтом, а сегодняшний день казался ей как раз таким, про который запросто можно взять и написать стихотворение, причем длинное, чтобы хорошенько передать это вот ощущение, затаенное ожидание, преображение мира и себя в нем и с ним – ощущение и ожидание, для которых пока она не могла подобрать слов.

«Лиза, – сказала она себе, сидя в громыхающем по мосту поезде. – Меня зовут Лиза Майлз».

Ощущение странности все еще оставалось с ней, а она в равной степени – с ним, когда она постучала в дверь родительского дома в Чатсвуде – ключей у нее еще не было.

Мама открыла ей.

– Привет, Лесли, – сказала она.

За несколько недель между окончанием выпускных экзаменов и первым днем в «Гудсе» Лиза съездила с матерью в Голубые горы, прочла «Ночь нежна» и начало «Анны Карениной», дважды сходила в кино, но подавляющую часть времени провела, стоя в молчаливом нетерпении, пока мама, шившая ей новую одежду, подкалывала и поправляла платье прямо на ней.

– Стой смирно! – ворчала мама. – Ты же хочешь хорошо выглядеть? Первая твоя работа!

– Но я все равно буду носить черное платье, – заметила Лиза. – В своем платье меня никто и не увидит.

– Увидят, когда ты будешь приходить и уходить, – отрезала мама.

– Тогда неважно.

– Такое всегда важно, – сказала миссис Майлз.

– Тигр, о тигр, светло горящий в глубине полночной чащи[8], – начала Лиза.

– Опять ты со своим тигром. Не отвлекай меня и не вертись.

Лиза была единственным ребенком в семье, что в глазах сторонних наблюдателей объясняло ее некоторую чудаковатость. Ее отец работал наборщиком в газете «Геральд» и редко появлялся на сцене – домой приходил под утро, спал почти до самого вечера, а перед работой отправлялся на час-другой в паб. Часы же бодрствования по субботам проводил, все больше не отлипая от радио и слушая скачки, на которых имел обыкновение ставить помаленьку. Миссис Майлз понятия не имела о размерах его жалованья, а уж узнай она, какая доля этого жалованья попадала в карманы букмекеров, упала бы замертво на месте.

Когда они поженились во время войны, она даже не знала его толком – с красавчиком-солдатом они познакомились на танцах, а потом он после самого короткого ухаживания позвал ее замуж, а она не видела причин отказываться.

До замужества ей жилось нелегко – она родилась в семье булочника и с одиннадцати лет, когда ее приставили помогать после школы родителям, ходила вечно вся в муке. Для начала ей показали, как украшать пирожные глазурными вишенками, а потом постепенно натаскивали в более сложных вещах, так что к пятнадцати годам в кондитерском ремесле практически не осталось того, чего бы она не знала и не умела.

На этом этапе она бросила школу и присоединилась к фамильному бизнесу. Жалованье получала самое мизерное, наличными, а жила с родителями, над лавкой. Она бы и по сей день, верно, так и ходила бы вся в муке, когда бы в ее жизни не появился Тэд в своей щегольской военной форме. Без формы он ничего особенного собой не представлял, но, как ни крути, все-таки это была жизнь. Наверное, она бы расстраивалась не меньше, чем, по ее представлениям, расстраивался он, что не сумела подарить ему сына, когда бы Лесли не была ей дороже зеницы ока.