– Адрес? Пробил, наверно. Проще простого. Но ты не бойся, он пока что нас искать не будет. Он ждет. Ждет, что я тебя уговорю вернуться.
– Правда? И ты это сделаешь?
Так она мурлычет, а сама стягивает свою великолепную курточку (Фил волнуется).
– Тебе помочь? – набирается он смелости.
– Вот еще… не надо…
И он останавливается на полдороге. А Лена, как ни в чем не бывало, укладывается на постель, крепко обнимает подушку – теперь подушка будет пахнуть ее запахом, – думает Фил.
– Разбуди утром, хорошо? – шепчет она сонно. – Нам же ехать далеко…
Так и осталась на его кровати. А он кое-как устроился в кресле.
На полу валялась Ленкина сумочка – оранжевая, в спортивном стиле, – а в сумочке лежал его новый спикер (отключенный). Фил хотел потихоньку стащить аппарат, но не решился. Пусть будет, как будет.
До рассвета оставалась пара часов, белесое северное небо уже понемногу розовело, а Фил совершенно не представлял, что с ним будет завтра.
Ему отчего-то стало грустно. Он тихонько поднялся, задвинул шторы поплотнее. Снова забрался в кресло. Долго сидел так, прислушиваясь к ее дыханию; потом и сам незаметно уснул.
* * *
В это самое время, а может, чуть раньше, в комнате матери тихонько, но очень требовательно запиликал телефонный звонок.
Это был старый девайс: мать Фила все никак не могла решиться завести нормальный спикер. А может, боялась. Далеко не каждому приятно знать, что твое лицо видит собеседник. Особенно если ты уже лет десять живешь одна… ну, с сыном… и уже не слишком-то заботишься о внешности. Да еще денег никогда ни на что не хватает. Словом, вы понимаете.
Матери Фила было тридцать девять.
Она села на постели. Протянула руку к прикроватному столику. Номер был ей неизвестен. Она все же решила принять вызов. Откашлявшись, проговорила:
– Алло?
– Hello, darling, – игриво произнес мужчина, но тут же, не дожидаясь, пока женщина отключит связь, добавил обычным голосом: – Оль, это Мирский. Помнишь такого?
– Здравствуй, Кольт.
– Извини за поздний звонок. Или, точнее сказать, за ранний, – Николай Павлович говорил непринужденно, будто они были знакомы сто лет, и даже довольно тесно; судя по всему, так оно и было. – А чтобы ты не задавала вопросов, лучше я спрошу сам: твой Филипп дома сейчас?
– Дома. Свет горел. Он поздно пришел, я не стала выходить. А что?
– Постой. Он один?
– Не знаю. Он передо мной не отчитывается. А что тебе до Филиппа?
– Нет, Оля, ты не поняла. Мне просто хочется знать. Ты же в курсе, он ведь со мной работает, возит мне документы…
– Что-то по его работе? – забеспокоилась Ольга. – Ты лучше мне скажи сразу. У него и так в последнее время неприятности. Телефон на улице отобрали…
– Его неприятности подходят к концу, – объявил Мирский. – Я принял такое решение. Я даже телефон ему подарил.
– Не надо ему никаких подарков. Ты ему не отец.
Ольга говорила с непонятной злобой. Это Мирскому понравилось. Ее голос в трубке снова казался молодым.
– Как обидно, что я тебя не вижу… у тебя по-прежнему нет видеорежима? Игнорируешь прогресс? – Николай Павлович никогда не мог удержаться, чтобы не съязвить. – Оля, я и сам прекрасно помню, что я ему не отец. Но раз уж так вышло… – Эта загадочная фраза, кажется, была принята без объяснений. – Но несмотря на то, что так вышло, я все равно перед ним в долгу.
– Вот тут ты прав, – сказала Ольга. – Но лучше бы ты оставил нас в покое.
– Я к нему долго приглядывался, – продолжал Мирский, будто не расслышав. – Наводил кое-какие справки.
– Ну, и?
– Думаю обеспечить ему нормальное будущее. Со временем.
– На работу взять? – оживилась женщина. – Правда?