Нелепая голубая с золотом карета вызвала много нездорового интереса. Но здравый смысл и меч, лежащий у меня на коленях, брали верх. Я без помех прогнал умирающих коней между бойнями, воняющими свежей кровью, вдоль ряда доходных домов. Нищие и безработные наемники быстро убирались с дороги. Я и не думал тормозить. Подумаешь, придавим ноги какому-нибудь вялому любителю белой травы. Минуты были дороже золотой пыли. Я хорошо знал путь к дыре Саравора, и вот она – торчит между кварталами доходных домов, такая же сообразная и подходящая этому месту, как, например, крысиная нора в нашей карете.

Я натянул вожжи, спрыгнул и тут же забарабанил кулаком по двери. Открыл мне серокожий ребенок. Меня будто ткнули под дых, я схватился за меч – и только тогда понял, что передо мной не «малыш» и уж точно не угроза, но лишь больной слепой человечек. Переносицу закрывают бинты, на месте глаз – мокрые пятна. Я не знал, что Саравор колдует и с детьми. На мгновение отвращение почти пересилило здравый смысл, мне захотелось уйти. Но куда? В Валенграде всего горстка магов. А мне не поможет ни один, обученный работать со светом. Я не знаю, легальны ли сараворские трюки. Но на них уж точно не дадут гранта в университете Леннисграда.

Ребенок молчал. М-да, смысл слепого привратника не очень понятен. Я сказал, что Рихальт Галхэрроу явился с визитом к Саравору. Дитя мгновенно растворилось в сумерках, словно было их частью. Когда я открыл дверь кареты, исчезли все сомнения насчет визита к Саравору. Из аллей Помойки несется жуткая вонь, но от смрада из гниющего брюха Ненн все местные запахи забились в дыры и норы. Удивительно, как не задохнулась Эзабет, запертая внутри. Но она – к счастью – проспала всю дорогу.

– Ненн конец, – сказал Тнота. – Горячка и бред. Несет чушь. У нее остался час. Потом всё, каюк.

– Тогда помолимся за то, чтобы Саравор оказался дома, – пожелал я, взялся за свой край носилок и, стараясь не дышать, понес Ненн за дверь.

– Тебе не обязательно это делать, – указал Тнота, уставившись на меня своими желтыми зенками.

Он всегда норовит залезть мне прямо в совесть.

– Большой Пес говорит: если слишком поздно – то слишком поздно. Есть цена, которую нельзя платить.

Мы дюжину раз заговаривали об этом, когда гнали коней к Валенграду. И я задумался. И решил, что иногда лучше не думать, а действовать.

– Она бы сделала то же самое для меня.

Тнота фыркнул.

– Не успел бы ты остыть, как она бы выдрала золотые зубы из твоего рта.

Шутка, конечно. Но не смешная.

Мы притащили Ненн в приемную. Когда-то особняк Саравора был купеческим домом. В изрядно запущенной приемной было темно, пахло плесенью. Колдун не из тех, кто любит развлекать гостей.

– Поставь себе предел и не иди дальше, – посоветовал Тнота.

Я покачал головой, приложил палец к губам. В этом месте стены могли иметь уши – причем, что не часто случается, в самом прямом смысле.

Вернулся слепой ребенок и указал мне одному идти за ним. Не знаю, на самом ли деле ребенок был слеп, или это Саравор специально изобразил, чтобы выбить меня из колеи перед разговором. Наверное же, колдун знал, что мы едем к нему. Хоть он и не Безымянный, не стоит его недооценивать. Нож – не меч, но режет не хуже.

Мастерская колдуна на втором этаже. Там горько и едко воняет дымом белой травы, хотя пока ничего не курится. На столах – кучи инструментов и пятна, о которых лучше и не думать. Вдоль стен – длинные полки, лиловые занавески скрывают содержимое. Одна – несомненно, нарочно – отдернута. В банках зелено-желтой жижи – несвежее на вид мясо, в ванночке, похоже, человеческие пальцы. На свободном от полок пространстве – полотна с аккуратными детальными рисунками человеческого нутра – университетские анатомические пособия.