– Папа пытался пару раз. – Билли запихал в рот остатки батончика и продолжал, не потрудившись сначала прожевать: – Но там дно уходит в такие туннели, что он сказал, что это опасно. Эти туннели пронизывают весь остров и могут открываться на поверхность в самых неожиданных местах. Так что смотри не провались в воду, если пойдёшь в лес.

Волоски у меня на руках встали дыбом.

– Поскольку мачете у меня нет, вряд ли я зайду так далеко.

– Тогда держись меня. – Билли ухмыльнулся. – В общем, здесь можно плавать и снорклить[4], но только не нырять с аквалангом.

– Да кому нужен акваланг! – буркнула я, машинально окунув в воду обе ноги. По всему телу, от пяток до макушки, прошла сладостная дрожь предвкушения. Я почувствовала в воде едва заметное биение, как будто где-то на дне бухал огромный барабан. Или это просто билось моё сердце, всё ещё в восторге перед здешней красотой.

Билли подобрал пригоршню камешков и стал кидать их, один за другим, в середину пруда, и круги от них расходились всё шире, пересекаясь друг с другом.

– Я слышал, что с тобой случилось.

Я тоже взяла камешки и стала кидать так, чтобы попасть в те места, куда упали его.

– И что же ты слышал?

– Ну, что ты типа как олимпийская чемпионка по фридайвингу.

Горькая улыбка скривила мои губы, и я так размахнулась, что камешек улетел на другой берег.

– Фридайвинг не входит в олимпийские виды спорта, но я была близка к женскому национальному рекорду США для моего веса, без ласт.

– Чума как круто. – Билли ткнул локтем мне в руку.

– Типа того. – Я отстранилась. – Тебе показали видео?

– Какое?

– Как я утонула. Как я умерла.

Он присвистнул.

– Не въезжаю. Как-то ты не тянешь на мёртвую.

– Тянула на самом деле. – Ноги озябли, я подняла их из воды и стала растирать. – Не было ни пульса, ни дыхания. Ровная линия.

Билли отклонился, глядя на меня, и вместо жалости, ставшей уже привычной в других людях, в его лице я увидала что-то иное, некий вопрос. Примерно так же смотрел на меня прошлой ночью его брат. Я даже подумала, что стоит и сегодня вечером выбраться из дома и поискать Шона. Но с другой стороны – он-то даже не захотел пойти сегодня с нами на экскурсию.

– Со мной такое же было, – выдал Билли.

– Правда? – опешила я.

Он выпрямил ноги и зашлёпал босыми пятками по воде.

– Раньше мы жили в Мичигане. Рядом с озером. – Билли ткнул большим пальцем в сторону сенота. – Побольше этой лужи. Мне было двенадцать, когда мы с пацанами бегали по льду, и я провалился. И пробыл подо льдом почти два часа, пока меня не нашли. Был синий и дохлый.

У меня из пальцев выпал камешек, который я собиралась кинуть в воду.

– И как же они тебя из этого вывели?

– Меня спасла ледяная вода. – Билли сорвал бейсболку заодно с венком из цветов и пробежался пальцами по растрёпанной шевелюре, имевшей такой вид, будто он стриг волосы сам. – Она сохранила мой мозг и внутренности, не дала им протухнуть.

– А для этого есть какое-то научное объяснение? – Я ткнула ногой его по колену.

– Это всё, что я слышал от врачей. – У Билли появились морщинки вокруг глаз, и я поразилась: он может шутить на эту тему! У меня до сих пор от разговоров о смерти мороз по коже.

Билли выразительно помахал новым зерновым батончиком, но я отрицательно мотнула головой. Он развернул батончик, отломил кусок и попытался забросить его в раскрытый рот. Кусок отскочил от его носа и улетел в траву. С беззаботной улыбкой Билли нашарил его в кустах, обтёр о шорты и сунул в рот.

– Тебя никогда не интересовало, что случилось с тобой в это время? – удивилась я.

– В смысле пока я был человеком-эскимо?

– Ну… да. Типа того.