Черные Боги Кубы Зоя Соколова

Моим кубинским друзьям-неграм:

Аиде Марин

прекрасному знатоку русского языка

Агустину Диасу Картайе

автору «Марша 26 Июля»

Факундо Мартинесу

лидеру крестьян Камагуэя

Норберто Кольядо

рулевому легендарной «Гранмы»

Мануэлю Мартинесу

команданте Повстанческой армии и доктору философии

с признательностью и любовью

посвящает автор свою книгу.

Молодым историком я встретила победу Кубинской революции. Она стала моей научной Судьбой. Первой моей публикацией была попытка исследования эпопеи экспедиционеров: «История восьмидесяти двух с „Гранмы”»1. В редакции журнала «Новая и новейшая история» она пролежала полтора года и увидела свет лишь благодаря личной инициативе академика А.Л. Нарочницкого. Он посчитал, что данная тема представляет не только научный, но и общественный интерес: особенно значима она для верного понимания специфики Кубинской революции. Задачи статьи были скромными: рассмотреть путь соратников Фиделя и на примере жизни славной когорты борцов увидеть закономерности революции.

Непреодолимым было мое желание увидеть собственными глазами край, место, где произошло величайшее историческое событие. Но для меня это оставалось мечтой, как мне казалось, вряд ли когда-либо осуществимой. Жила я с двумя маленькими детьми (шесть лет и один год) в Душанбе, куда приехала с мужем, инженером, направленным на строительство Нурекской ГЭС. Но… здесь можно было купить журнал «Куба»! О чудо! Журнал, начавший издаваться в нашей стране во второй половине 1964 года, объявляет конкурс «Поездка на Кубу в 1966 году». Правильные ответы на 10 вопросов по истории Кубы давали возможность двухнедельного пребывания на Острове Свободы.

И снова: «О чудо!» Невероятно, но факт: из почти четырех тысяч (таков был конкурс на одно место) участников конкурса ответы аспирантки Таджикского государственного университета им. В.И. Ленина, то есть мои, жюри признало лучшими и присудило мне первую премию.

Эта огромная радость была омрачена скоропостижной смертью мужа и отца моих детей в апреле 1966 года. Радость, к сожалению, идет рука об руку с горестями. Наверное, это и есть жизнь в ее непредсказуемости. Встреча с Юрием Гагариным, возглавлявшим Общество советско-кубинской дружбы, общение с ним при вручении мне призовой путевки для поездки на Кубу, его добрые слова напутствия и восхищение Кубой, Фиделем (незадолго до этого он сам побывал с визитом на Острове Свободы) не могли не вселить оптимизма. Храню в памяти и яркую речь чрезвычайного и полномочного посла Республики Куба в СССР Карлоса Оливареса Санчеса на праздновании этого события в Доме дружбы.

Поездка состоялась в 1967 году. Принимал меня на Кубе, кроме журнала «Куба», Кубинский институт дружбы с народами (ИКАП). В первые же часы по прибытии в Гавану меня навестил в гостинице «Капри», где я остановилась, вице-президент ИКАП по социалистическим странам Фернандо Герреро. Невозможно забыть ту встречу с человеком, который раскрыл передо мной карту Кубы и произнес: «Зоя, ты можешь назвать любую точку на карте, где ты хотела бы побывать. Твое желание будет исполнено». Так я составила собственный маршрут поездки, где на первом месте был, конечно, район высадки с «Гранмы» и другие памятные места, связанные с революцией.

Новый визит Фернандо Герреро для обсуждения моего маршрута. И я слышу: «Зоя, здесь не хватает только пика Туркино, – улыбается он. – А понимаешь ли ты, что для того, чтобы все это увидеть, двух недель не хватит». Я не помню, что выражало мое лицо в тот момент – разочарование, ожидание, надежду? Скорее всего, все одновременно. «Но ты не волнуйся,–поспешил он меня успокоить, – ты это увидишь, если согласишься продлить свое пребывание еще на две недели». Я? Соглашусь ли? Да может ли передо мной вообще стоять такой вопрос?! И в третий раз: «О чудо!» Так вместо двух недель я пробыла на Кубе почти месяц. И поняла: такой акт гостеприимства возможен только в стране, где революцию вершили герои «Гранмы»! И это их дух, помимо моей воли, правит моей Судьбой.

Радостно было то, что ИКАП дал мне в сопровождение прекрасных гидов, еще больше влюбивших меня в необыкновенную страну: юную красавицу-негритянку Аиду Марин, задушевно певшую мне кубинские песни, и юношу-романтика Хулито Айалу, влюбленного в Пушкина и проникновенно читавшего мне его лирику на великолепном русском языке, перемежая ее стихами Густаво Адольфо Беккера на испанском.

Сбылась моя мечта: своими глазами я увидела то место, где в болотную жижу был вбит памятный щит «Aqui nacio la Libertad de Cuba» («Здесь родилась свобода Кубы»). А неподалеку – Алегриа-дель-Пио, где вооруженная колонна повстанцев приняла первый бой с регулярными частями правительственных войск. На всю оставшуюся жизнь от этих мест – а они были для меня пострашнее скалы, к которой приковали Прометея – я получила не просто эмоциональный заряд для дальнейшей работы над историей восьмидесяти двух, а ощущение личной ответственности за слово историка, сказанное мною о каждом из них!

Шел 1978 год. Мне как одному из авторов совместной с кубинскими военными историками книги «Мужество и братство. Valentia у Fraternidad» удалось отправиться в научную командировку на Кубу.

Считаю особенно ценной для себя как автора возможность непосредственного общения с участниками революции и, конечно же, с экспедиционерами «Гранмы». Со многими из них у меня сложились тогда добрые, теплые отношения. Память жива. А еще больше – чувство радости и ответственности ученого, которому выпало редчайшее счастье прикоснуться к живым страницам летописи революции, к судьбе ее самоотверженных борцов, изменивших ход истории своего народа. Дорогого стоит доверие к моему слову историка людей безупречной чести, определивших собственную судьбу по шкале верности высоким идеалам борьбы за независимость своего народа.

У устных воспоминаний, которыми делились мои собеседники, есть неповторимая особенность. Они непроизвольно вводят тебя как слушателя в атмосферу былых сражений и битв. И психологическое состояние авторов этих воспоминаний на миг передается тебе, и ты уже не мысленно, а словно в реальности окунаешься в водоворот событий. Например, той драмы, которая разыгралась при высадке с «Гранмы». Особенно я это ощущала при встречах с моим, смею считать, большим другом, рулевым яхты Норберто Кольядо. Талантливый рассказчик буквально на моих глазах превращался в того рулевого, который одним из первых осознал, что до берега отряду не доплыть и что со всем грузом придется прыгать прямо в воду, спасая не только себя, но и снаряжение.

Первый разговор с ним не планировался заранее. Для меня – так же, как и для него – встреча 12 февраля 1978 года стала полной неожиданностью. Но уже на следующий после нашего знакомства день он пришел в архив, где я работала, взволнованно держа в руках рулончик бумаги, который оказался цветной фотографией «Гранмы». Развернул, сделал дарственную надпись: «A la companera Zoja Socolova del Timonel del Granma. Teniente Coronel. Norberto Collаdo. Ano del ХI Festival. 2-13-78» («Товарищу Зое Соколовой от рулевого „Гранмы”. Подполковник Норберто Кольядо. Год XI Фестиваля. 02.13.78»). И протянул мне фотографию со словами: «Это самое дорогое, что было в моем доме. Я снял фотографию со стены, чтобы подарить тебе, Зоя». Храню как реликвию.

В ходе наших бесед постепенно вырисовывалась картина жизни этого мужественного человека, который не без гордости подчеркивал, что его день рождения совпадает с днем рождения Красной Армии – 23 февраля. А в 1981 году он и его близкие друзья, Магали Чакон и Андрес Кастильо, 7 ноября навестили меня в гостинице с символическим названием «Сьерра-Маэстра», чтобы поздравить с 64-й годовщиной Великого Октября.

– А это тебе, – сказал Кольядо и, развернув листок с собственноручно, на моих глазах выполненным рисунком, протянул его мне со словами: «Наша Аврора». Это было карандашное изображение яхты «Гранма», преодолевающей бурные волны.

Все это – столь необходимые празднично-будничные детали, помогавшие лучше понять внутренний мир, характер одного из героев этой книги. Тогда-то 60-летний рулевой «Гранмы» и рассказал мне немного о перипетиях своей жизни. Детство прошло на берегу Карибского моря, в Батабано, в семье рубщика губки. Один из десяти братьев, рано приобщившийся к жизни профсоюза губочников, подпольно распространял среди молодежи газету «Карта Семаналь», а иногда и читал вслух отдельные статьи по просьбе рыбаков и губочников. Эта газета Народно-социалистической (первой коммунистической) партии пользовалась успехом. Он считает, что ему повезло и со школой, где преподавали очень эрудированные учителя-коммунисты. Однако ему удалось закончить только восемь классов, потому что в 1935 году по личному распоряжению Батисты школу закрыли. Пришлось устроиться рыболовом: ловил неводом и с помощью специальной корзины. А как только началась Вторая мировая война, с головой ушел в работу, как активист Социалистической молодежи. Как знающего море Норберто рекомендовали на учебу в Морскую академию и направили в США. Но там были нужны люди с белой кожей, негру путь к офицерской специальности был закрыт. Однако, как оказалось, не хватало специалистов-акустиков для субмарин. Ему предложили сдать экзамен на акустика в числе нескольких десятков претендентов. Этот сложный экзамен выдержали только три человека, и среди них – 20-летний Норберто. Его вернули на службу в военно-морские силы Кубы. За храбрость и боевые успехи в уничтожении германских субмарин Норберто Кольядо получил тогда орден Антонио Масео за № 1. Причем этот орден был учрежден Конгрессом США специально для моряков-кубинцев. По закону кавалеру ордена полагались пожизненные привилегии. С окончанием Второй мировой войны в 1945 году ему предложили службу в Морской полиции Кубы, но от нее он отказался по этическим причинам. Орден за ним сохранили, а за «дерзость такую» отобрали пожизненные привилегии. Последовали всякого рода провокации, слежка и всякое прочее, закончившиеся тюрьмой на острове Пинос. С выходом из тюрьмы Кольядо получил помощь только от благороднейшей, по его словам, семьи Хесуса Монтане, проживавшей в столице острова Пинос – Нуэва-Хероне. Теперь для него был приемлем только один путь – продолжение борьбы с режимом Батисты, что и привело его в конечном итоге на яхту «Гранма» в качестве рулевого.