– «Прожить», «сгнить». Да ты поэт, – насмешливо фыркнула Лилит и оперлась боком о поручни.

– А ты маленькая глупая девочка, запутавшаяся в себе. Ты не знаешь ни тепла, ни приюта, ни радости. Неужели так нравится быть совсем одной?

Лилит гневно нахмурилась.

– Я свободна пока одна, – отчеканила она. – Я вольна пойти, куда захочу и делать, что захочу. Одиночество – это свобода! – Лилит гордо вскинула голову.

– Тогда мне тебя жаль. – Климент сочувствовал искренне, и Лилит вспыхнула. Она терпеть не могла, когда её жалели. Жалость для слабаков!

– Себя лучше пожалей! – выплюнула она. – Это ты сидишь на привязи, а я на свободе! Семья, друзья, – бессвязно затараторила она, – всё это – бремя, путы, цепи! Люди любят «связывать» себя бесполезными отношениями и чувствами. Слабаки и трусы!

– Почему же бесполезными? – недоумевал Климент. – Именно наши привязанности и чувства делают нас людьми. Мы не просто звери, мы люди – социальные существа. Мы не сможем выжить в одиночку.

Лилит презрительно фыркнула, всем своим видом давая понять, что она-то уж точно не такая.

– Не понимаю, – пробормотал он, хмурясь, – почему ты боишься сближаться с людьми? В чем причина?

Лилит прикусила губу. Она не могла рассказать Клименту, что Сурт приносит близким беды, что её привязанности всегда оборачиваются трагедией, что люди из-за неё умирают. Беспризорники. Нилл. Умер Байард. Умирает Дай.

И это разрывает ей сердце.

– Так проще жить.

Всем будет лучше, если она станет «свободной», если она перестанет сближаться с людьми. Перестанет цепляться за свою губительную для монстра человечность.

«Я монстр, – как мантру повторила Лилит. – Я Сурт».

– Чего ты боишься? Проблем? – не унимался Климент.

– Ничего, – холодно процедила Лилит. – И тем более проблем. Я сама их ищу.

– Я заметил. Потому и пришёл. Ты же знаешь, куда мы едем?

– В Сегинус, – недоумённо ответила Лилит. – За танцовщицей Франческой… не помню, как её. А что?

– Ты слышала о Ночном рынке? Он как раз проходит в это время года.

– Чёрный рынок? – догадалась Лилит и глаза её опасно заблестели.

– Упаси Боже! – воскликнул Климент, всплеснув руками. Потом воровато оглянулся и понизил голос: – По крайней мере основная его часть – обычная, но если зайдёшь глубже… Быть может, найдёшь то, что ищешь.

Он заговорщицки подмигнул, а у Лилит перехватило дыхание. Неужели он догадался, что она ищет лекарство от проклятья Сурта для Дая? Быть не может. «Привратник» не знает, что она монстр.

– Сегодня мы пойдём на рынок, но только я тебе ничего не говорил. – Климент выпрямился, сунув руки в карманы. – Зену ни слова.

Лилит улыбнулась и неопределённо качнула головой.

Мужчина скривил губы и уже собирался уходить, как вдруг встал, как вкопанный, сорвал что-то с пояса брюк и резко повернулся на каблуках.

– Держи! – он кинул ей тёмный бархатный мешок, перевязанный красной верёвкой с синей бусиной на конце. Лилит рефлекторно поймала его, и тяжёлые монеты куцо звякнули о ладони.

– Это твоя плата за работу с нами, – любезно разъяснил он. – Если вдруг передумаешь и захочешь «привязаться» к кому-то, найти своё место в жизни, мы, «тени», всегда радушно примем тебя в Орден. Только поторопись, я ненавижу долго ждать.

Он не глядя махнул рукой на прощание и ушёл, оставив Лилит в замешательстве одну.

Королевство Сегинус, порт Строс

Климент сказал, что в Сегинусе тепло в любое время года, и обрадованная Лилит с удовольствием напялила свой бархатный бордовый фрак. Но в последний миг Зен заставил её переменить фрак на чёрный плащ с плотной подкладкой и большим капюшоном.

Было неимоверно душно. Воздух, сырой и прогретый за утро, тяжёлой глыбой давил на тело ночью. Он забивал горло и лёгкие, испариной оседал на коже.