Беспомощных людей переносили по сходням и передавали на руки матросам, а потом они плыли над палубой, поддерживаемые толпой. Борис прикоснулся к руке медсестры и заглянул в бездонные от усталости глаза, обведенные черными кругами.

– Позвольте, я помогу вам перебраться на пароход.

– Нет-нет, – встрепенулась она. – Я должна вернуться! Там остались еще люди! Мое место рядом с ними!

Борис переглянулся с Алымовым. Они поняли друг друга без слов: погрузка будет идти долго, за это время они успеют обернуться еще раз до лазарета и обратно. Борис подхватил на руки медсестру и понес ее по сходням.

– Мы съездим туда сами и вернемся, – прошептал он, прижимая к груди легкое, почти невесомое тело, – я вам обещаю…

В стороне Туапсе застрекотал внезапно пулемет.

– Красные! Отрезали дорогу по суше! – пронеслось по толпе.

– Мы успеем! – выдохнул Борис и передал сестру в руки матросу с парохода.

На бегу обернувшись, он заметил, как она сотворила в воздухе крест. Алымов уже сидел на подводе. Борис хлестнул лошадей и погнал их обратно к лазарету.

Еще издали увидев здание лазарета, Борис понял, что они возвратились напрасно: лазарет был пуст. Никого не было на крыльце, никто не выглядывал в окна. Видимо, какая-то войсковая часть сжалилась над ранеными и взяла их с собой. Подъехав ближе и убедившись, что никого не осталось, Борис развернул лошадей и погнал их обратно к порту, чтобы не прозевать отправку.

Не успела телега отъехать от лазарета, как по улице хлестнула пулеметная очередь. Борис привстал и крикнул, подгоняя лошадей, но пулемет шпарил не переставая. Одна из лошадей упала в оглоблях, телега остановилась. Борис с Алымовым скатились на землю и побежали зигзагами, пригибаясь к земле и оглядываясь в поисках укрытия.

Завернув за угол, они столкнулись с большой группой безоружных казаков.

– Драпай, драпай, ваши благородия! – истошно закричал один из донцов. – Красные валят!

Борис поднял карабин, но окружавшие казаки заслоняли от него цель, не давали развернуться, а с верхнего конца улицы катились галопом под горку кавалеристы в буденовках.

– Ходу, ходу! – кричал Алымов, но плотная толпа казаков, растерянно топчась на месте, гасила всякое движение, офицеры увязли в ней, как в болоте, да бежать уже было и некуда – с одной стороны катила красная конница, а с другой – хлестал уже не один пулемет.

Красные наехали на толпу, тесня казаков конями. Борис передернул затвор карабина, но соседний казак уставился на него огромными от ужаса желтыми глазами и вырвал из рук оружие, рявкнув:

– С ума сошел, золотопогонник! Тут тебя и кончат!

– Можно подумать, тебя пожалеют! – огрызнулся Борис.

– А что они мне сделают? Мы люди простые, – ответил казак и испуганно перекрестился.

Толпа становилась все больше – красные сгоняли в одну кучу не успевших погрузиться на корабли.

Борис нашел Алымова и пробился к нему.

Красные, тесня конями и охаживая крайних плетьми, погнали все это человеческое стадо вниз, к морю. Скоро, приподнявшись на цыпочки и взглянув над головами соседей, Борис увидел бухту и спешно уходящие от берега последние пароходы. У самой пристани красные артиллеристы снимали с передков и устанавливали в боевое положение трехдюймовое орудие. Возле горизонта виднелись силуэты торопливо удирающих английских крейсеров.

Борис злобно сплюнул.

– Сволочи союзнички! – проговорил Алымов, перехватив его взгляд.

Красные, подогнав толпу пленных к краю дебаркадера, спешились, поставили пулемет, направили его на толпу и занялись какими-то непонятными приготовлениями. Спустя несколько минут смысл их действий стал ясен, и над толпой поднялся глухой стон ужаса.