Бездонно-черный силуэт боевого корабля, на палубе которого уже заряжали катапульты, а лучники занимали свои места вдоль бортов, начал светиться ярко-голубым светом. Люди, затаившиеся в прибрежном лесу, замерли, наблюдая, как забегали по кораблю люди, помня участь своих товарищей, чей корабль разорвало эльфийской магией. Несколько темных силуэтов перевалились через борт и с громким всплеском ушли в черную бездну моря. Корабль вспыхнул и с громким треском разрываемого дерева разлетелся на миллионы щепок. Острое дерево долетело до берега и ударило в спины собственного десанта. Эльф замер, переводя дух и собираясь с силами для последней атаки на корабли в эту ночь.

К третьему залпу лучников командиру десанта удалось навести подобие порядка. Враги империи Мирэй выставили щиты и сомкнули строй, прикрывая себя и своих братьев по оружию от смертоносных жал стрел. Четвертый залп мирэйцев захлебнулся. Стрелы впились в щиты воинов, словно пчелиные жала в плоть осмелившегося потревожить улей, но не причинив им особого вреда. Лишь несколько раненых стали добычей. Третий корабль успел развернуться и раздался оглушительный щелчок. Лохаты невольно пригнулись, когда тяжелый камень, запущенный из корабельной катапульты, пронесся у них над головами, с треском ломая верхушки деревьев. Они слышали, как снаряд врезался в землю далеко за их спинами.

– Близко, – хмыкнул Старэт.

– Когда эльф уберет корабль, надо покончить с этим делом, – кивнув, согласился Лар.

Эльф, будто услышав его слова, резко выдохнул какое-то слово на родном языке. Они ударили одновременно: эльф и катапульта. Корабль исчез в светло-голубом свете. Снаряд катапульты, захватив с собой шлейфом гибельный свет эльфийской магии. Камень со свистом пронесся над берегом, заливая все вокруг зловещим, мертвенно-белым светом и с ужасным грохотом упал за спинами мирэйцев, вспухнув большим шаром света. Но расчет катапульты не смог учесть свои ошибки: снаряд упал ближе, но не задел никого из мирэйских воинов.

– Все! Больше ждать нельзя, – решительно произнес Старэт, опуская забрало. – Империя, к бою! Смерти нет!

– Смерти нет! – взревели тысячи глоток, подхватывая старый, как мир девиз императоров.

В полном боевом порядке, сомкнув щиты, пехотные лохосы вышли из-за деревьев, где скрывались до этого момента. Свет костров сделал десант буквально слепым. Сгусток непроницаемой тьмы, ощетинившийся копьями, наступал на выживших, что пытались организовать хоть какое-то подобие обороны на берегу. За спиной лохосов засияло яркое свечение, слепящее тех, кто на него смотрел, и над головами воинов пролетел сгусток оранжево-красного огня, врезавшись в изрядно потрепанный лучниками строй, противостоящий мирэйцам. Полыхнуло пламя, зловеще отразившись в наконечниках копий защитников империи. Захватчики и имперцы столкнулись, как две волны.

Они не произнесли ни слова. Только сцепились словно два больших хищника, впившихся зубами в загривки друг друга, и не желая разжимать челюсти. Захватчики не хотели раскрыть свои личности и потому лишь рычали, резко выдыхая при каждом ударе меча, который они наносили по щитам мирэйцев. Имперцам же не требовалось ничего говорить, они уже проревели девиз императоров, а теперь им оставалось только рвать зубами своего врага. Казалось, что время в одно мгновение превратилось в вязкую субстанцию, замерев на месте и не двигаясь, а люди, словно стрекозы в янтаре, пытались шевелить лапками и крылышками, чтобы выбраться из смертельной ловушки. Сошлись в противостоянии черная волна и береговая скала, на которую та накидывается с особой яростью. Мечи и кинжалы искали щели в защите воинов, а находя впивались в плоть, стараясь проникнуть как можно глубже. Так в молчании они и убивали друг друга, пока захватчики не дрогнули, не побросали в большинстве своем оружие и не ринулись бежать в разные стороны, оставив лишь своего командира в окружении имперцев. Но далеко уйти они не смогли: из леса вылетели всадники и включились в охоту.