– Все мы. – Сырецкий обводит нас широким жестом, – Шеф "четверки" знал лишь то, что мы послали человека за его инженером….

– Человека, или бегуна? – уточняю я, – Он знал, кто придет за Антоном? Мародеры ждали именно бегуна, хотя полной уверенности у них не было.

– Человека. – ответил он, на мгновение задумавшись. – В телеграмме я не вдавался в подробности. Я просто сообщил, что за Востриковым приедет мой человек.

– Ясно. Еще?

– Все сотники – они вообще в курсе всех дел завода.

– Сколько?

– Их семеро. Знали все. Быть может, они могли передать карту с проложенным маршрутом кому-то из десятников. Так, на всякий случай, если тебя придется искать.

– Меня однажды уже искали. – зло отвечаю я. – Помогло?

– Тогда мы не знали даже примерного района поиска но, если помнишь, отрядили чуть ли не всех боеспособных людей.

– Ага, а я, еле живая, сама доползла до внешнего поста!

– Ира?! – повышает голос Сырецкий, – Мы будем ругаться, или работать? Будем вспоминать, как тебе тогда не повезло, как ты едва не погибла после накрывшего тебя взрыва, или подумаем о том, что делать с новым противником?

– Второе, Петр Михайлович. – недовольно бурчу я. – Простите, я просто очень устала.

– Чувствуется. – вставляет слово Катя, разряжая сгустившуюся атмосферу.

– В общем, пол завода. – подвожу итог я, – И еще значительная часть людей в "четверке". Так?

– Получается, что так. Может, перед тем, как искать предателя, ты поделишься нами тем, что с тобой произошло?

И так всегда. Почему-то, разваривая с Сырецким, я всегда чувствую себя не всемогущим бегуном, а нашкодившим ребенком. Однажды я задала этот вопрос Сереге Никитину, так он, гад, ответил, что вполне логично предположить, что это оттого, что я и в самом деле нашкодивший ребенок. Мне без копеек сорок, а я – ребенок?!

Успокоившись и отдышавшись, ближайшие тридцать минут я рассказываю в деталях о происшедшем, начиная с того момента, как мы обнаружили засаду на нашем пути. Когда я, наконец, умолкаю, все четверо, кажется, смотрят в одну точку, силясь постичь методику мышления коллективного разума. Не могу быть уверена в том, что мысли всех их бегут в одном направлении, но думают они точно об одном – извечный русский вопрос, коснувшийся теперь даже казахстанца Марата. "Что делать?" Я решаю высказаться первой.

– Петр Михайлович, – говорю я, – Не стоит ли выслать мобильный отряд к "восьмерке"? Возможно, мародеры уже оправились от взрыва, и движутся туда. Включим в отряд двух, нет, лучше трех бегунов. Меня, Толю и Сергея…

– Сергей в Безмолвии. Восстанавливает связь с "пятеркой" и, попутно, охотится.

– Разрыв проводов после взрыва?

Все, почему-то, молчат. Вообще, такое бывало редко – телеграфные провода, соединяющие "пятерку" и завод, проложены под землей, и на моей памяти всего трижды взрывы прерывали связь.

– Нет, Ира, – нарушает тишину Марат, – Обрыв связи обнаружили примерно четыре часа назад. Сергей отправился в Безмолвие почти сразу.

– То есть, он был снаружи во время взрыва?!

Снова молчание. К черту слова, все ясно и так.

– И до сих пор не вернулся?

Молчание. Лишь Сырецкий чуть склонил голову.

– Нужно отправляться искать его! Сейчас же!

– В свете рассказанного тобой… – начинает Сырецкий, – В общем, я предполагаю, что цель твоих мародеров, вовсе не "восьмерка". …Или не только она.

– Им нужны бегуны. – говорю я, и тут же осекаюсь. – Сергей?!

– Возможно. Возможно и то, что "пятерки" больше нет.

Все снова молчат, сочувственно глядя на меня. Идиотское чувство, когда все вокруг знают хоть ненамного, но больше тебя…

Что делать? Разделить мобильный отряд на две части, и половину отправить на поиски Сереги и на разведку, что случилось с "пятеркой", а половину – к "восьмерке", встретить врагов, если они еще не там? Кажется, логично. Остается убедить в этом Сырецкого.