– Мне жарко, – жалобно произнесла она, протягивая руки Элиору. – Мне больно, точно меня режут тысячи мечей. Меня истязают, бьют, калечат. Помоги мне.

– Нет.

Элиор наклонился и помог девушке встать. Ее тонкие ноги едва держали худое тело, поэтому она оперлась на юношу.

– Нет, – повторил он. – Ты сама поможешь себе. Идти можешь?

Губы девушки задрожали. Она почти заплакала, но все же кивнула.

Элиор повел ее по широкой улице на юг, пока они не уткнулись в гладкую Стену. Юноша помог девушке сесть, взял ее лицо в руки и взглянул прямо в глаза.

– Они заперли нас. Они укрылись там, за Стеной, и мучают нас. Я не знаю, кто они такие, но они знают нас. И боятся. Их страх здесь. – Элиор снял рюкзак и достал книгу. – Они все записали. И нас недаром боятся. Тебя недаром боятся. Ты сильнее меня, сильнее их. Соберись. Ты сможешь нас освободить.

Девушка снова кивнула. Она опустила одну руку в песок, а вторую приложила к Стене и закрыла глаза. Поднялся ветер, но не тот, который предвещает бурю. Этот ветер был незнаком Элиору. Воющий, мощный, дикий. Стена задрожала за спиной у девушки, и Элиор услышал, как снаружи бьется ветер. Он ударил один раз. Второй.

На третий раз Стена рассыпалась, превратившись в песок. Элиор подскочил на ноги и посмотрел за спину девушки. Цветущие сады, сочные листья на деревьях. Шум реки неподалеку, песни птиц. Настоящий мир, дикий и такой незнакомый, но такой теплый и приветливый.

Девушка словно ожила. Она вдохнула полной грудью, и ее кожа налилась цветом. Волосы потемнели и засияли на солнце, а в глазах появился былой пыл. Она самостоятельно поднялась на ноги и взглянула на Элиора.

– Иди, – сказал он. – Покажи им, что бывает, когда от тебя отворачиваются.

Девушка взмахнула рукой, и ветер унес кучу песка, в которую превратилась Стена. Она подняла руки и от нее по земле пошла волна жара. Еще недавно место за Стеной напоминало Рай, но от силы девушки деревья засохли, трава почернела и загнила. Силы покинули почву, и эта порча все разрасталась.

– А что будешь делать ты? – спросила девушка, обернувшись к Элиору.

– То, что умею лучше всего.

Юноша шагнул на испорченную землю и вдохнул затхлый воздух.

– Я буду наказывать за грехи, – сказал он.

Сегодня я проснулся по будильнику, хотя в остальное время года пренебрегаю этой звенящей штуковиной. Я в нетерпении подбежал к окну, крепко сжал подоконник, словно куда-то падал, и выглянул на улицу. Первый рассвет за целый год. Первые лучи, еще не прогревшие воздух. Этот рассвет всегда такой: теплый, мягкий, махровый. Очень похож на апельсиновый сок, хотя я и апельсины видел-то один раз, перед самым отъездом сюда. Я прекрасно видел верхушки елей, над хкоторыми плавали оранжевые облака, и с каким-то необъяснимым облегчением обнаружил, что они такие же зеленые, как и год назад. Мир словно не изменился за без малого двенадцать месяцев снега, холода и тьмы. Сейчас это было то самое теплое лето. Даже дождя не предвещалось. Обидно, когда такие дни, как этот, омрачает дождь.

Весь первый день лета я провел, отдыхая под открытым небом. Я нежился в лучах солнца, порой в благодарности вскидывая к нему руки, словно к божеству. Даже по сторонам особо не смотрел, хотя знал, что скоро придет Она. Скоро, но не в первый день. Может, оно и к лучшему. По крайней мере, я могу несколько часов выделить для себя любимого.

Я помню, как мама выращивала фиалки. У нее их было много. Цветы это неприхотливые, простые, но симпатичные. Ровно таким был и второй рассвет этого лета. Солнце поднималось лениво, точно потратило все силы уже в первый день, но я все равно был ему благодарен. Благодарен за этот фиолетовый свет, обрамляющий темные облака. За робкое тепло, уже достаточное, чтобы я снял с себя почти всю одежду, оставив шорты ниже колена и легкую футболку.