Река, в которую Чернильный Человек и Девочка с Большим Шарфом любили бросать камушки сидя на мосту, замёрзла. Её лёд родился неровным, мутным и шишковатым уродцем, но мы, оставаясь твердолобыми приверженцами традиций, которые сами себе и выдумывали, всё равно решили покататься на коньках именно здесь. Спотыкаясь. Падая. Ударяя колени. Весело смеясь.

Разогнавшись, Девочка с Большим Шарфом запнулась о ледяную кочку и, запищав как птенец, въехала прямо в меня, подспудно окатив остывающим в полёте какао.

– Извини, – замахала она руками-крылышками, – это совсем случайно вышло!

– Ну, – я промокнула носовым платком сладкие капли, и вздохнула, – если не считать того, что тебя и раньше просили не кататься с чашкой в руках, ты не виновата. Так что и прощать не за что.

– В таком случае, – неожиданно твёрдо заключила Девочка с Большим Шарфом, – раз у тебя всё равно есть лишнее прощение, прости не меня.

Она имела ввиду Чернильного Человека, но для него у меня не нашлось лишнего прощения.

Однажды, Чернильный Человек и Девочка с Большим Шарфом играли на Рояле. Девочка с Большим Шарфом играла в музыканта, беспорядочно нажимая на все клавиши, которые казались ей добрыми, а Чернильный Человек – в шахматы.

– Мне кажется, те звуки, которые ты издаёшь, не очень похожи на музыку, – сказал Чернильный Человек, делая вид, что он – чёрный слон.

– Я слышала, что музыка – это крик души, – ответила Девочка с Большим Шарфом и резко ударила по белым клавишам локтями, – вот рояль и кричит. К тому же, возможно, у тебя просто нет слуха.

– Скоро его ни у кого в окрестностях не будет, – теперь Чернильный Человек изображал ладью, и потому собирался идти по-прямой. – Прекрати это безобразие, кроха.

Но Девочка с Большим Шарфом осталась глуха к его словам. Возможно, как Бетховен. Возможно, как Морская Звезда. Возможно, как глухомань. Иногда совсем не важно кому ты подобен в своих мечтах и мыслях – окружающие всё равно будут судить тебя по собственным критериям.

Порой, к слову, объективным, как дерево упавшее в пустом лесу и не услышанное, как и моё пение.

Быть может, методы Девочки с Большим Шарфом не так уж и плохи?

В конце-концов, если люди не захотят, они всё равно не услышат вас, как бы громко вы ни кричали.

– А почему на Солнцеворот мы дарим друг другу подарки? – спросила Девочка с Большим Шарфом из-за закрытой двери, не предпринимая никаких попыток выяснить, чем же я занимаюсь, запершись одна.

– Потому что так принято, – ответила я, порадовавшись неожиданному отсутствию её любопытства и продолжила заворачивать белоснежную tabula rasa в чёрные листы копирки, – к слову, как раз сейчас я готовлю кое-что для тебя.

– Принято? Очень неинтересно. Кто так решил? Кем принято?

– Ну если ты примешь это, значит – тобой.

Вообще-то я имела в виду свой подарок, а не условности, но есть ли разница, когда мы говорим о детях?

– Кажется, я потеряла нить разговора, – сонно пробормотал я, рассеянно глядя на Иноземного Учёного и Девочку с Большим Шарфом, в рассветных лучах оживлённо обсуждающих теорию Невероятностей.

Всю ночь они пытались убедить меня помириться с Чернильным Человеком, но, как это часто бывает с увлечёнными чем-то своим людьми, в конечном итоге перешли на беседы, интересные и понятные только им.

– Поищи там, где у понимающих людей лежит сочувствие, – язвительно хмыкнула Девочка с Большим Шарфом. В последнее время она очень старательно работала над переменой цвета своих мыслей.

Но я уже клевала носом утренние минутки, и потому не стала объяснять ей, что некоторые нити не просто теряются, а ещё и рвутся.