«Ты разваливаешь семью, ничтожество», – подытожил внутренний голос. Я не спала всю ночь. Всё писала и писала на бумаге уже другие фразы. Не про любовь, а то, что диктовал мне внутренний голос: «Ты ничтожество, Джоан. Ты плохо выглядишь, ты глупая, ты никому не нужна, ты во всём виновата». Ручка протыкала и рвала бумагу; я обводила буквы, пытаясь сбросить их на бумагу. Пусть прекратят!

***

В дверь постучали.

– Джоан, вставай. Последний экзамен! – напомнила мама, как ни в чём не бывало.

Я опомнилась за столом: в лицо бил солнечный свет. Передо мной лежала изуродованная страшными чернильными словами бумага. Я скомкала листы и, научившись на своих ошибках, засунула страшные послания в глубину шкафа, на самую верхнюю полку.

Дальше всё было как во сне. Я еле добралась до зеркала: черные круги под глазами, измождённая бледная кожа, красные от слёз глаза. Мама извинилась и обняла меня, выбрала для меня одежду.

Мы доехали до школы. Мама зашла в класс и обсудила мой болезненный вид с учителем. Я выслушала все насмешки и села за стол. Раздали тесты с каким-то непонятным мне языком. Буквы прыгали и петляли. Я наугад проставила ответы и уставилась в стену. Мне уже было без разницы. Это не имеет значения.

Потом снова машина. Мама трепетно поправляет мне прическу, целует в лоб. Курит одну за другой. Я уже почти её не слышу. Ничего не слышу: ни птиц, ни машин, ни голосов. Всё как в тумане. Даже не различаю запаха сигаретного дыма.

– Что ты хочешь? Хочешь в кафе? – откуда-то из глубины послышался голос мамы.

Я отрицательно закачала головой.

– Ты должна есть, Джоан… Может, ты хочешь пить… давай по молочному коктейлю?– доносились обрывки фраз мамы.

Я потрогала языком засохшие губы.

– Я очень устала… – осипшим голосом сказала я.

– Конечно, конечно, – мама прибавила газу.

Кровать и сон. Снова крики.

– Ты хочешь как тогда? Ты понимаешь, что это плохо для моей карьеры!!! – взревел отец. – Ей нельзя в больницу! Не сейчас! Разберись с этим!

– Пожалуйста, тише! – умоляла мама.

Я снова провалилась в сон. Вот «наше» дерево: я вижу вырезанные имена – Джоан, Джон, Марк, Минди, Бо, Мо. Какие забавные имена. Эта мысль посещала мою голову не в первый раз. Я иду в сторону тётушкиного дома – всё плывёт, меня кидает из стороны в сторону. Небо затянуто красными облаками.

Джон стоит на обочине, я тяну к нему руки.

– Привет, мышка, – он тянется ко мне за поцелуем. Но лицо трансформируется, и на меня уже смотрит Джим с вытянутыми губами.

– Отстань! – я отталкиваю его. Парень превращается в искореженное дерево. Я с усилием обхожу дерево «Джима»: Марк с безумной улыбкой колотит по стволу ножом, из мест удара хлещет кровь, заливая Марку рубашку.

– Выбирай, мы или он, – не останавливаясь, предлагает Марк.

И вот я уже бегу, медленно, как это бывает в кошмарах. А сзади доносится истошный крик Джима.

– Я не могу, прости! – кричу я, убегая.

Небо светлеет, и я уже на зеленой полянке перед изгородью.

– Привет! – встречает меня хор друзей. Марк уже улыбается, как ни в чём не бывало. Все друзья приветственно машут и зовут меня. Я иду к ним, бегу, но расстояние не сокращается. Кто-то схватил меня за руку. Это мама. Она тащит меня мимо ребят. Я слышу их издевательский смех в спину.

– Мама, пожалуйста! – умоляю я.

– Ты не достойна! – орёт она мне на ухо.

Мы заходим в сад с цветами тётушки Нэт, которые тоже осуждают меня и перешёптываются тонкими голосками. «Фу, какая гадкая!» – комментирует особенно красивый ландыш. Подвальная дверь раскрывается, подобно пасти чудовища. И я лечу в эту пасть, хватая ртом воздух и размахивая руками.