Грохот… Снова грохот. Но в этот раз он прозвучал у меня в доме. Он был намного громче, чем тот шум, который мог бы создать мой кот. Иду к двери, медленно открываю её, сжимая в руке край длинной рубашки, в которой обычно сплю. Спустившись по лестнице, иду сначала в прихожую и беру там железную ложку для обуви. Не быть тебе рыцарем, Эшли. Не быть тебе героем. Не быть и Шерлоком, ведь в своём же ты заблудилась доме. Да, сочинять стихи в такой ситуации – самое глупое из всего, что я могла придумать. Я медленно иду на кухню, тихо зову кота. Может, это всё-таки он.

Здесь очень темно. Луна и звёзды не светят, ведь небо покрыто тучами. Я слышу шорох. Вижу кота. Выдыхаю.

– Сегодня кошачий день дурака? – спрашиваю у него и улыбаюсь, опустив ложку на пол. Он нервно виляет хвостом, потом встаёт с пола и шипит, а его шерсть встаёт дыбом. Злится.

Я резко оборачиваюсь, вижу что-то за своей спиной, что явно пришло не для того, чтобы подарить мне яблочный пирог. «Что-то» ударяет меня по лицу, наверное, целясь в шею, но промазывая. Я еле удерживаю равновесие и пытаюсь удержаться за кухонный стол. Всё, что там лежало, падает на пол, разбивается, издаёт много шума. Я начинаю кричать, звать соседей на помощь, паниковать и пытаться встать. Всё же я падаю. Прямо на пол, прямо туда, где только что был мой кот. Я начинаю жалеть, что завела не собаку, а это безмозглые существо, которое сделало ноги при первой возможности.

– Заберите, что вам нужно, и уходите! – кричу я и выставляю руку вперёд, второй нащупывая железную ложку.

Я хватаю её, с размаха ударяю по какой-то части тела незнакомца. Он сначала шёпотом матерится, потом шипит. Я понимаю, что это парень. Он хватает меня за ворот рубашки, заставляет сесть, а потом берёт за волосы и ударяет головой об угол стола. Все цвета меркнут. Меркнет всё. Всё расплывается, а потом темнеет. Всё темнее и темнее… Я уже перестала чувствовать боль, хоть он всё ещё бьёт меня об стол. Голова кружится. Я засыпаю. Или умираю. Забавно, но мне всё равно…

ЭШЛИ

Приступ тошноты напомнил о том, что мой желудок всё ещё функционирует, а значит, всё остальное – тоже. Голова кружится. Я смутно помню, как меня били головой о стол, а потом тащили по полу куда-то к двери. Дальше пустота. Дальше меня не было. Но сейчас то я есть. А где я? Почему так темно и сыро? Я в прямом смысле не вижу ничего дальше своего носа. Я лежу на холодном зацементированном полу, подношу руку к шее и провожу пальцами ниже. Одежда не моя. На мне была рубашка, а теперь слишком мало ткани. Какой-то лифчик или топик, какие-то шорты и колготки в сеточку. Я ничего не вижу, только чувствую. Забавно. Все те же ощущения переживают девушки, без памяти влюблённые в идиотов. Они ничего не видят. Они чувствуют. Чувствуют то, что их потом убьёт. Надеюсь, ко мне это не относится.

– Вы чего тут застыли? Живо работать! – крикнул кто-то из темноты, находясь в другой комнате. Я чётко слышала, что мужчина был не рядом. Работать? Где я, чёрт возьми?

Я еле поднялась с пола, доковыляла до, наверное, стены и стала искать выключатель. Где-то же должен зажигаться свет. Я услышала звук, похожий на открывающуюся дверь. Луч света упал на пол и протянулся ко мне. В дверях стоял мужчина. Он еле вмещался в дверной проём, а потом позволил мне рассмотреть себя детальнее, включив свет.

– Ещё одна, – недовольно промычал он. – Забыла, где сцена?

Глаза жутко заболели. Я так привыкла к темноте, что мне было больно смотреть на лампочку. Мужчина толкнул меня в спину, открыл передо мной ещё одну дверь и вышвырнул туда, заставив пройти через какие-то красные шторы. Идти было тяжелее, чем открыть глаза. Теперь я ощущала, что на мне высокий каблук, и только теперь смогла увидеть, что на мне надето. Лучше бы не видела…