Пора домой. Пора возвращаться в мёртвый город. Пора продолжать умирать.
Встаю с земли, подхожу к мотоциклу и без лишних слов сажусь, надевая на себя шлем. Я сижу в тишине всего несколько секунд, а потом слышу, как кто-то стучит по шлему пальцем. Приходится поднять стекло.
– Постой-постой, ты куда это собралась? – спрашивает он, улыбается и нагибается, чтобы наши глаза были на одном уровне.
– Домой.
Он изогнул бровь и облокотился локтем о руль.
– Ну, попутного ветра.
Моё лицо изменилось. Недовольная гримаса, злобный взгляд… Ничто не помогло. Мёрфи сделал жест рукой, мол, убирайся отсюда.
– Говнюк. В чём твоя проблема? – я слезла с мотоцикла и сняла с себя шлем, грубо вернув его лёгким ударом парню в грудь.
– Можешь думать, что мне не понравилось, как ты меня трогала.
Я фыркнула и закатила глаза. Действительно, Эшли, неужели ты правда подумала, что это будет безобидная поездочка за город? Наивная.
– Я подозревала, что ты гей.
Он как-то безэмоционально улыбнулся краем губ и, оттолкнув меня в сторону и надев шлем, сел и завёл мотоцикл. Пыль ударила в нос, заставила закашлять. Она попала в лёгкие так же быстро, как всего меньше часа назад глупые наивные мысли поразили мою голову. Похоже, всё кончено. Марти и прошлое теперь синонимы. Я не знаю, что я чувствую. Кто-то словно нажал на кнопочку и выключил во мне всё человеческое. Деньги ведь можно заработать иначе. Это ведь не проблема, да? Любая проблема кроется за нашим страхом неудачи.
Холодно… В последнее время это чувство посещает меня всё чаще. Холод… Слово такое же холодное, как и его значение. Я тру руки ладошками, поднимаюсь по склону к трассе и стою на дороге до тех пор, пока машины не обливают меня полностью. Вода от луж просачивается сквозь одежду. Холодно… Наконец возле меня останавливается какой-то автобус. Он абсолютно пустой. Водителю так же одиноко, как и луне на тёмном небе, закрытом тучами.
– Тебе помочь, девочка?
– Да, скажите, сколько миль до Сент-Пола?
– Чем больше сумма, тем меньше расстояние.
Мужчина с седыми усами и со старой потрёпанной кепкой улыбается своими неухоженными зубами. Хочет денег. Я кивают головой, захожу внутрь.
Это и был твой ход, Тейлор?
Прошла неделя. Трудно поверить, но я каждый день ходила в школу без пропусков. Уверена почти наверняка, что под конец года у меня будут большие проблемы с учителями, их предметами и оценками.
Иду по школьному коридору, и ничего не предвещает беды. Вроде… Вот только что-то гложет меня. Что-то скребётся прямо под сердцем. Что-то мерзкое ползает там и слюнявит орган, который, кажется, должен отвечать за чувства. Я о чём-то думаю, но не знаю, о чём стоило бы думать. Я куда-то смотрю, но снова сомневаюсь, что в нужную сторону. Фортепиано в моей голове начинает играть мелодию. Я хмурюсь, ведь не знаю этой песни. Как мои собственные мысли могут быть мне не знакомы?
Мелодия доносится из кабинета музыки, который должен быть давно закрыть. Наш преподаватель взял больничный, так что его кабинет всегда должен быть под замком. Я останавливаюсь у двери и неуверенно опускаю ручку. Тихо-тихо, чтобы это слышали только мои демоны. Открываю дверь, замираю на месте. Человек, сидящий у фортепиано, совсем не собирается смотреть в мою сторону или даже замечать меня. Он продолжает делать то, что ему нравится. Люди особенно прекрасны в те моменты, когда окружающий мир для них не так важен, как их занятие. Я любила смотреть, на то, как подростки, сидя за столиком в кафе, не отрывались от своих телефонов, поедая бургеры, и улыбались. Да, они сидели за одним столиком. Да, они не разговаривали друг с другом. Но их лица были прекрасны. Было прекрасно каждое их движение.