Детство ушло, а домашняя тайга никуда не делась. И по-прежнему она пулей залетала сюда с превеликим наслаждением. Иногда одна, чтобы просто замкнуться ото всех, послушать Васю, узнать, что же она на самом деле чувствует, чего хочет, о чем мечтает, когда ничто не глушит голову. Иногда с друзьями, чтобы от души посмеяться, заливая горе «Балтикой тройкой», после очередной заваленной контрольной в школе.

Своеобразный «Зеленый завод по производству успокоительного, имени Василисы Анатольевны Черниковой» – так обозначалось таежное море вокруг поселка в записях девушки.

Деревья помнят много историй, людей, вещей, исходов. Сменялись друг за другом погода и власть, приходили и уходили люди, но одно оставалось неизменным и нетронутым – благодать в лесном лабиринте.

Девушка сама не ожидала от организма таких впечатляющих результатов. Не зря все же набирала форму по весне, вечерами нарезая круги в Бауманском саду. Километра три, два из которых сквозь лесные заросли – именно столько пролетела Черникова, прежде чем почувствовала, что сильно сдает в скорости. Бежать мочи уже не было. Жара сделала свое дело. Обессиленная девушка, жадно глотающая воздух аккуратно сыпалась на иссушенную землю.

Сложно определиться с тем, что ей должно ненавидеть сейчас больше. Свое горящее мокрое тело, удушающий зной, коряги под ногами, о которые она чудом не запнулась, собаку с тетрадкой или ее хозяина, который вроде и не смахивал на спортсмена, но все же проскочил Чернику и до сих пор бежал, не сбросив груза с плеч. И откуда у него такой вечный двигатель? Или она сама виновата в произошедшем? Не доглядела.

Черникова не позволила себе продолжительный отдых. Как только что-то похожее на рассудок и адекватное восприятие действительности вернулось к девушке, ее рефлексирующие позывы прекратились. Причиной этому послужил все тот же лес. Знакомый, хоженый вдоль и поперек клочок земли, который в авральном порядке посетила Василиса, опустел. Она снова и снова прислушивалась, но ответом гремела горькая тишина, сдавливающая худую девичью шею невидимой цепью.

Зверье, коего здесь всегда водилось в достатке, как и люди, обезумевшее от огня побросало свои норы с гнездами и в панике бросилось наутек. Даже насекомые – и те исчезли. В это лето Москву облюбовали красивые оранжево-черные адмиральские бабочки. К удивлению Черниковой, в здешних лесах их было в сотни раз больше, чем в столице. Они попадались на каждом шагу, от чего казалось, что полчища комаров меркли на их фоне. Чувствуя свое превосходство, эти чудные создания не боялись облеплять все живое, что только могли облепить. Но сейчас не было и бабочек. Никто не чирикал, не шипел и не свистел – только обжигающий ветер гудел в верхушках деревьев.

Всё сгинуло. Вместе с живностью разошлись по швам и иллюзии о зеленой обители спокойствия, мира и благоденствия, которое казались Василисе целостными и непоколебимыми. Тайга за поселком, которой она хвасталась перед знакомыми в Москве, говоря о родных краях, зеленый массив, где она любила прогуливаться еще с тех времен, когда вся планета танцевала тектоник, а доллар стоил восемь гривен – теперь этого нет и в помине. Вернее, лес-то, вот он – перед глазами, но мертвый. Если проводить параллели с людьми, то тело – снаружи, а внутри – пресная безыдейная пустота.

Сперва в это не верилось. Не верилось в эту тишину – настоящую, невоспетую, одарявшую тебя горькими поцелуями тишину. Нет, это был не сон, не игра. В реальности никто не прилетит на голубом вертолете, не перезапустит день. Расскажи о передряге, в которую нырнула Василиса – упекут в больницу. Но нырнула же! Хотя, и рассказывать она никому и не планировала.