– Старина Джордж, – задумчиво повторил Аллейн. – Ну не потеха ли? Фокс, снимите показания с этой компании. Включая и Джорджа. Я пойду охмурять Громобоя. А ты чем займешься, Фред?

– Обычной рутиной, чем же еще. Ссуди мне этих двоих. – Он указал на Томпсона и Бейли. – Нужно поработать в дамской уборной. Особо надеяться там не на что. Но ведь бродит же где-то по дому хозяин «люгера». Мы, разумеется, ищем пулю, однако это та еще работенка. Ладно, увидимся, – угрюмо добавил он и вышел.

– Ну что же, займитесь уборной, – сказал Аллейн Бейли и Томпсону и отправился в библиотеку.

– Послушай, – говорил Аллейн, – дело обстоит следующим образом. Ты – ваше превосходительство то есть – можете, как вам, разумеется, известно, приказать нам выйти вон, как только сочтете это нужным. Что касается расследования внутри посольства, мы можем обратиться в personna non grata с такой быстротой, что и моргнуть не успеем, и как таковым нам придется ограничить нашу деятельность, о который ты, вне всяких сомнений, составил весьма низкое мнение, заботами о твоей безопасности в тех случаях, когда ты будешь покидать пределы посольства. Все очень просто, вопрос только в том, желаешь ли ты, чтобы мы продолжали работать, или предпочитаешь, чтобы мы испарились. Сюда едет полковник Синклер, помощник комиссара столичной полиции. Он надеется повидаться с тобой. Он, разумеется, выразит тебе глубокие соболезнования, но ситуацию в целом изложит примерно так же, как изложил ее я.

Впервые со времени возобновления их знакомства Аллейн заметил в поведении Громобоя некоторую неуверенность. Он собрался что-то сказать, однако сдержался, с мгновение пристально вглядывался в Аллейна, а затем принялся расхаживать по библиотеке широким шагом, и впрямь приводящим на ум затертую фразу о мечущейся по клетке пантере.

Наконец Громобой остановился перед Аллейном и схватил его за руку.

– Что ты думаешь о нашем расследовании? – требовательно спросил он. – Скажи.

– Очень впечатляюще, – немедленно отозвался Аллейн.

– Да? Тебе так показалось? Однако ты находишь странным, что я, кормившийся профессией барристера, счел нужным устроить подобное представление? В конце концов, это мало напоминает расследование, проводимое британским коронером.

– Пожалуй, сходство в глаза не бросается. Что нет, то нет.

– Совсем нет. И все же, дорогой мой Рори, мне удалось выяснить гораздо больше того, что смог бы установить ваш высокоуважаемый суд.

– Да? – вежливо спросил Аллейн. И, чуть улыбнувшись, добавил: – А не могу ли я узнать, что именно выяснило ваше превосходительство?

– Мое превосходительство выяснило, что мой «икуки мту мвеньи» – мой млинзи, мой копьеносец – говорит правду.

– Понятно.

– Ты немногословен. Не хочешь знать, как я это установил?

– Если ты сочтешь возможным мне рассказать.

– Я, – объявил Громобой, – сын верховного вождя. Мой отец, мой дед, прадед и так далее до самого начала времен – все были верховными вождями. Если бы этот человек, поклявшийся защищать меня, был убийцей ни в чем не повинного, преданного мне слуги, он не смог бы раскрыть передо мной тело и заявить о своей невиновности. Это попросту невозможно.

– Понимаю.

– Ты скажешь мне, что английский суд подобного доказательства не примет.

– Я бы сказал, что он способен его принять. Хороший, красноречивый адвокат мог бы склонить его к этому. Суд принял бы его как доказательство невиновности ipso facto[17]. Впрочем, ты знаешь это не хуже меня.

– Ты мне вот что скажи. Для меня это важно. Ты веришь тому, что я говорю?

– Я думаю, – медленно произнес Аллейн, – что ты знаешь свой народ. Ты сам уверял меня в этом. Да. Я не уверен, но склоняюсь к тому, чтобы поверить в твою правоту.