От стыда и унижения я готова провалиться сквозь землю.

– Если ты полагаешь, что я буду молча смотреть, как ты отправишься в университет, не пройдя церемонию обручения, и опозоришь семью, связавшись там неизвестно с кем, как Сейдж Гаффни, то ты меня очень плохо знаешь. – Тётя ставит на стол чашку и наклоняется ко мне. – Я не стану платить за твою учёбу, Эллорен. Кроме того, я очень близко знакома с главой правления университета, многими профессорами и – что очень важно! – с хозяйкой общежитий. Если потребуется, мне не составит труда сделать твоё пребывание в университете очень неприятным. – Взяв себя в руки после этой вспышки, тётя печально вздыхает: – Я желаю тебе только добра, Эллорен. Тебе и всей нашей семье. Стоит ответить согласием на предложение Лукаса – и всё будет по-другому.

Угроза тётушки приводит меня в чувство, как пощёчина.

– Я же сказала: я подумаю. Я не могу обручиться вот так, сразу. Мне надо узнать Лукаса получше.

Дядя Эдвин меня бы поддержал… Жаль, что он так далеко.

– Знаешь, Эллорен, – холодно говорит тётя, – с тобой очень тяжело.

От этого замечания у меня закипает кровь.

– Представляю, как вам повезло, ведь мой опекун дядя, а не вы.

В комнате стоит звенящая тишина. Девушка-уриска от страха уже почти не дышит.

– Мой брат, дорогая племянница, не от мира сего. Я ни за что не позволила бы ему увезти тебя на край света, знай я… – Тётя умолкает. В её сверкающих яростью глазах плещется невысказанное.

– Знай вы что? – требую я ответа. Как она смеет так говорить о дяде!

Оскалив зубы в недоброй улыбке, тётя нависает надо мной:

– Знай я, что ты вырастешь и отвергнешь предложение, о котором мечтает любая девушка Гарднерии!

Она смотрит на меня с такой неприкрытой злобой, что я отшатываюсь. Такой тётю я ещё не видела.

Однако в следующее мгновение она снова смотрит на меня с любезной улыбкой, скрыв истинные чувства за плотной завесой.

– Что ж, придётся тебе передумать, вот и всё, – спокойно сообщает тётя, слегка постучав пальцем по пустой чайной чашке.

Служанка-уриска наливает чай так поспешно, как будто от этого зависит её жизнь.

Тётя молчит и неторопливо помешивает ложечкой чай со сливками.

– Переубедить можно любого, если знаешь как.

Я с опаской слежу за каждым движением тёти, когда она подносит к губам фарфоровую чашечку своими длинными тонкими пальцами.

– Слабое место есть у каждого из нас, Эллорен. И у тебя тоже. – Тётя Вивиан пристально смотрит мне в глаза. – Я бы не хотела… искать твоё.

Следующим утром мы молча, не обмениваясь по пути ни единым словом, едем в храм. Карету тёти Вивиан сопровождает личная стража. Над Валгардом собираются тучи – предвестники бури. Прижавшись щекой к окну, я смотрю на клубящиеся облака. Гарет и братья давно уехали… Жаль, что мне пришлось задержаться.

Тётя Вивиан изучает меня холодным взглядом, видимо изобретая новые способы сломить моё упрямство. Все пятнадцать дней, что я прожила с ней, тётя убеждала меня согласиться на обручение, каждый день выдумывая новые причины. Она не отпускает меня ни на шаг, всё ещё надеясь, что я сдамся и обручусь с Лукасом Греем до отъезда в университет.

Мы выезжаем в храм Валгарда так рано, потому что тёте Вивиан необходимо обсудить с пастырем Фогелем какие-то государственные дела. А потом, по её настоянию, останемся на службу, где конечно же случайно будет и Лукас с родственниками. При мысли о новой встрече с Лукасом у меня пылают щёки.

После службы я отправлюсь в карете в университет. Рейф с Тристаном и Гарет уехали верхом ещё утром.

Уж лучше бы меня отпустили с братьями. Как надоели мне эти затейливые, сковывающие движения одежды, в которых и шагу свободно не ступить!