После, приезжая сюда каждый раз, Климанов не переставал удивляться переменам, которые происходили с ним, едва он оказывался в Шлыковке. Куда-то исчезали прежние волнения и тревоги, казались чем-то смешным и ненужным недавние проблемы. И не существовало ничего лучше, чем, проснувшись поутру, уйти в лес и бродить там до заката, прислушиваясь, не раздастся ли в чащобе азартный повизгивающий лай гончей, поднявшей зверя.

Здесь становился другим и Диденко. Куда-то девалась его вечная озабоченность, напряжение и холодная цепкость во взгляде. Майор будто оттаивал от вечной столичной мерзлоты, обретая, казалось бы, навсегда вытравленное суровой сыщицкой службой бесхитростное крестьянское добродушие. И даже неисправимый Юрка, попадая в Шлыковку, и тот отчасти утрачивал свою вечную воинственность и непримиримость, становясь мягче, спокойнее.

… Нет, прав был в свое время дядька, сказавший как-то давно маленькому Лешке: “Охота, брат − великое дело! На ней все равны: и председатель, и простой скотник”. И точно: если бы не эта страсть побродить по лесу с ружьишком, вряд ли бы Климанов сдружился с Диденко − опера редко приятельствуют с постовыми и участковыми…

8

Едва оказавшись в своем кабинете, Климанов быстро запер дверь изнутри, окинул комнату взглядом – и тут же почувствовал, как сердце бешено заухало в злом нетерпеливом азарте.

“Есть контакт! В цвет!”

На столе у окна, который занимал Ермаченко, лежал раскрытый ноутбук, от которого тянулся шнур к валявшемуся рядом мобильнику.

“Надо же, как смыться спешил, аж телефон забыл!”

Майор осторожно, словно боясь спугнуть кого-то, подошел к соседскому столу, включил компьютер. Дождавшись загрузки, нажал кнопку “Пуск”, кликнул “мышкой” на строку “Найти”, набрал в открывшемся окне намертво отпечатавшееся в памяти название присланного утром файла, и запустил поиск.

“Точно-точно… Он, помнится, вчера, как раз перед тем как я свалил, сначала ноут настраивал, а потом куда-то отошел. Все сходится: ровно в пять, через час после моего ухода, отослал… Только вот куда он так спешил, что все вещи свои оставил? Стоп, что там Змей про Панику говорил? И про Дашкевича, кстати, тоже…”

Климанов наморщил лоб, припоминая недавний разговор с шефом, и тут же присвистнул, пораженный догадкой.

Надо же, как все оказалось просто! Ермаченко, оправив письмо, решил еще немного посидеть в виртуале. Дверь в кабинет капитан почти никогда не запирал, потому вошедший в кабинет особист заловил его, что называется, с поличным, ибо выходить в Интернет с работы строго-настрого запрещалось − в компьютерах хранилось много информации с грифом “Секретно”, и при подключении к Сети она могла стать добычей любого более или менее продвинутого хакера.

Понятное дело, что Паника, пойманный на нарушении режима секретности, мгновенно раскололся особисту, а заодно сообщил, что ноутбук, с которого совершалось сие непотребство, принадлежит Климанову. А Дашкевич, устроив разнос Ермаченко, а заодно и накапал на мозги Роговцеву, теперь решил разобраться и с хозяином компьютера.

“Черт! Теперь доказывай ему, что ноутбук не служебный комп и что в нем никакой информации, кроме личной, нету! Все равно прицепится: а чем докажешь, что ты секретные данные через Инет никому не сливал? Как будто их нельзя на той же дискете вынести!”

Майор сунул в рот сигарету, соображая, как выпутаться из сложившейся ситуации.

“А если в отказ пойти? Сказать Дашкевичу, что Паника накануне попросил одолжить ему на пару дней ноутбук? А то, что этот придурок его домой не отвез, а начал отсюда с него в Сеть лазать − так я что, следить за этим обязан?”