− Есть, взяла след! − с нескрываемом азартом произнес Петрович. − Ну-ка, братцы, дуйте-ка по номерам!

Присев на краю маленькой полянки, Климанов напряженно вслушивался в отдаленное тявканье, но оно становилось все глуше и глуше, пока не затихло вовсе. Вскоре рядом появился раздосадованный Юрка:

− Пошли к Петровичу. Лада, видать, увлеклась и угнала зверя хрен знает куда!

Однако Диденко, в отличие от приятеля, был невозмутим и даже попенял Евстафьеву:

− Вот баламут чертов! Зачем с номера ушел и человека с толку сбил? Заяц по-любому круг сделает и назад вернется!

В тот же миг, словно подтверждая слова майора, где-то совсем рядом звонко затявкала Лада. Сомнений не было − собака все же села на хвост ушастому и теперь гнала его прямо на охотников.

− Так, братцы, быстро по коням! − засуетился Петрович. − Юрка, вставай на той стороне, а ты, Леха, вот здесь в кустах схоронись. Канаву, главное, из виду не упускайте: косой по-любому через нее перескакивать будет.

Лай гончей приближался, раздаваясь уже совсем рядом с Климановым. Усевшись вполоборота к обледеневшему рву, он напряженно вглядывался в заросли: не мелькнет ли там стремительная заячья тень? Половчее перехватил ружье – и в то же мгновение тишину разорвал истошный крик Юрки:

− Бей! Ну какого же ты!..

Резко повернувшись на крик, Леха увидел косого, несущегося прямо на него по обледенелой канаве. Тотчас же позади оглушительно бахнул выстрел, и что-то просвистело буквально в метре от головы Климанова. Заяц, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, резко затормозил и как-то странно завертелся на льду. В следующий миг, опомнившись, Палыч в упор выпалил по подранку, и тот шмякнулся на бок, судорожно подергивая лапами.

Подбежавший Евстафьев вовремя схватил добычу, на которую уже нацелилась шустрая Лада, и немедля напустился на Климанова:

− Ты что, ослеп?! Он же прямо на тебя шел! Не выстрели я − упустили бы как пить дать!

− И шут с ним, коли упустили! − резко осадил Юрку подошедший Дед. − А ты какого хрена палишь в Лешкину сторону? А если бы зацепил? Знаешь ведь, какой у дроби разлет!

− Ладно, Петрович, я же аккуратно. Вон, как я косого ювелирно сделал − краем осыпи в лоб!

− Сейчас я тебе в лоб закачу, чтобы думал, куда стреляешь! − прикрикнул на приятеля Диденко, отнимая убитого зверька у Юрки и пряча его в рюкзак.

…Уже в деревне, поедая за ужином добытого утром зайца, майор продолжал бранить Евстафьева:

− Эх ты, малахольный! Видел же: взял я этого ушастого на мушку!

− А чего не шмальнул тогда?

− Да потому что ждал, пока он дальше пробежит, чтоб через нашего Палочника не стрелять. Да и вот он, − Дед кивнул в сторону Климанова, − наверняка бы зайца заметил, когда тот поближе подскочил…

− “Заметил”! Не фига таблом щелкать на номере! − Юрка сердито покосился на Леху.

− Он его по кустам высматривал, как я ему велел. Кто ж знал, что косой прямиком по канаве ломанется, как по шоссе! − заступился за Палыча майор. − Так что, братец, как ни крути, а сегодня ты опять косяк упорол. И все потому, что вечно поперед батьки в пекло лезешь! Одно слово – баламут!

− Эх, Петрович, вечно ты меня крайним делаешь…

Климанов слушал ленивую перебранку друзей, нисколечко не дуясь ни на нападки Евстафьева, ни на обидное “Палочник”, насмешливо прозвучавшее в устах Диденко. Он ощущал на душе небывалое умиротворение и покой. Шумная Москва, с ее вечно спешащими жителями, длиннющими злыми очередями, будто бы осталась в каком-то дурном сне. Сейчас на целом свете для Лехи существовала лишь эта покосившаяся изба на краю богом забытой деревеньки, покрытый инеем голый березняк и пегий быстроногий заяц, несущийся навстречу.