Кучерявый, загоревший до черноты Васька, хитро прищурил свои по-кошачьи зелёные глаза, и вальяжно растягивая слова, произнес:

– Кто бы мог подумать, что пай-девочка Катенька, может так грубо разговаривать со взрослыми? Ну, просто нахалка!

Мальчишки дружно загоготали, а Катя, на удивление всем, присела рядом и тихо сказала:

– Ребят, что-то странное происходит. Даже не знаю, как объяснить, но мне становиться страшно.

Телеграмма лежала на крыльце. В ней были написаны самые ожидаемые Катей слова: «Приезжаем пятницу. Целуем Вадим Данила папа».

Но девочка не разглядывала её, как это было в прошлый раз. Она до хрипоты спорила с мальчишками о том, что произошло. Все их убеждения, что она не слышала стука почтальона, когда убирала постель, Катю только злили. Да, она была внутри, но не делала это полчаса! Да и не слышать окриков с улицы, при раскрытых-то окнах, просто не могла! Ещё этот страшный человек в белой форме и чайка, что крикнула «Сеня».

Ребята, конечно, слабо верили, что это было, но возразить им было нечего. И тут, тот самый кучерявый Васька, вдруг невпопад сказал:

– Чё то Сеньки нет давно. Обед уж скоро. А ведь обещал зайти раньше всех.

– Наверное, он на Катьку обижен за вчерашнее, – жуя конфету, пробубнил Димка.

– Эх, Димон-батон, вечно ты конфеты трескаешь. Ты их дома в гипс прячешь, что ли? – рассмеялся Васька.

Ребята подхватили шутку друга и, веселясь, стали обыскивать Димку и щекотать его, чтобы тот сознался. Ведь каждый знал, что больше всего на свете их пухлый друг боится щекотки и готов сразу сдаться.

В этот момент во двор вошел дед Петрович, с большой корзиной рыбы, в просоленной брезентовой куртке и в высоких резиновых сапогах.

– Опять у вас «пытка смехом»? – весело прищурился он.

– Деда! – подлетела к нему Катя, и торопливо стала рассказывать, – Тут столько всего произошло! Вообще! Нудиныч мне телеграмму отдал! Папа с братьями приезжают в пятницу! А это же сегодня! И ещё к тебе какой-то странный дядька заходил, в морской форме, белой-белой, и без единой нашивочки. Я это успела рассмотреть! Сказал, что тебя на пристани ждать будет в полнолуние. Там какой-то срок прошёл. Так, кажется, он сказал. И еще чайка кричала «Сеня»! А эти мне не верят, – указала девочка на ребят.

Никто не заметил, как изменился взгляд Петровича. Всем своим видом он старался не показать, как его взволновала новость про незнакомца. Когда внучка увлечённо делилась новостями, он неторопливо поставил корзину и, скинув рыбацкую куртку, протянул её ближайшему мальчишке. Тот подхватил тяжёлую робу и тут же развесил её на перилах крыльца, а Петрович привычно улыбнулся глазами и посмотрел на внучку:

– Катюша! Зачем же ты нашего доктора так обзываешь? Он же солидный, взрослый человек и в нашем посёлке Сергея Никодимовича все уважают и ценят. Да, и не только у нас. А ты – "Нудиныч"… Не хорошо.

– Так ей уже сам Сергей Никодимович выговор объявил, что она нахалка, потому что телеграмму у него из рук вырвала, – дожёвывая конфету, пробубнил пухлый Димка.

Катя зло прищурившись, посмотрела на Димку, резко отвернулась, и подхватив тяжёлую корзину с рыбой, тихо процедила сквозь зубы:

– Предатель!

Конопатый Колька вместе с зеленоглазым Васькой, перехватили корзину у Кати, а Димка рассерженно фыркнул:

– Ничего я и не предатель! Всё равно ж Нудиныч… Ой! Сергей Никодимович жаловаться придёт. Вот я и предупреждаю деда Петровича, чтобы он был готов к его длинным речам.

Мальчишки дружно прыснули смехом, а Петрович придержал за локоть Катю, хотевшую убежать в дом.

– А мама опять не приедет? – стараясь говорить спокойно, спросил он.