Быстро пришло понимание, что ползания по льду нисколько не позабавили стражников. Они окружили Эсфирь, обжигая холодом сильнее, чем кубики льда, брошенные на разгоряченное тело. Лязгнул металл. Воины выхватили мечи, и Эсфирь оказалась запертой в кольце из указывавших на неё клинков.

Двое океанидов замерли в шаге от соплеменников. Один держал наготове увесистую палицу. Другой в ней не нуждался – такой громадина сам по себе орудие убийства, одним взглядом пригвоздит к земле. В тёмном закутке вид его изрезанного шрамами лица наверняка подтолкнул бы встреченных им прохожих к побегу.

Громадина к Эсфирь и обратился, заставив её изумленно вскинуть брови:

– Благого утра, Эсфирь.

– Вы меня знаете?

Она оглядела напоминавшие сомкнутые веки складки на его лбу, щеках и подбородке. Гибрид? Наполовину найр?

– Заочно. – Чудилось, в голосе громадины таилась сила, которая на полпути остановила бы летящие к нему стрелы. – Позвольте представиться. Я Кира́…

– Кира́! – взвизгнула Эсфирь. – Так вы мне и нужны!

– Сын…

– Да-да-да! – Она отмахнулась и сунула ладонь в карман штанов. – Не в обиду вам будет сказано, но ныне мы только время потратим, выделывая словесные кружева! Меня к вам наследник направил. Вот!..

Эсфирь выудила жемчужину и протянула громадине. Ладонь зависла между остриями мечей. Чёрный кругляшок на ней источал призрачный свет, подсказывая, что с Гленом не случилось дурное.

– Глен велел передать вам, что господин Сэра́ невиновен, – затараторила Эсфирь. – Цуйра вовсе не цуйрой уродилась. Она – цуйра-элиада. Недавно мы сражались с ней и фениксом, а затем нашли мёртвые тела наядов и нереидов. Глен считает, что в вашем селении скрываются фениксы. Они прячутся под иллюзиями – под личинами убитых, которых мы отыскали!

– Где наследник? – Кира́ даже не шелохнулся.

– Скоро прибудет, – выдавила Эсфирь. – Я обогнала его ифрала.

– Отойдите!

Одно слово Кира́ – и мечи, уставившиеся на Эсфирь остриями, с тихим шелестом возвратились в ножны.

– Ожидайте наследника, – бросил Кира́ стражам и устремил взор к Эсфирь. – А вы следуйте за мной.

***

Томление в узилище не иссушило память Лета́. Коротая в неволе год за годом, он укрепился в мысли, что тишина и одиночество – соратники воспоминаний, ночь к ночи готовые поддерживать в них жизнь.

И ныне одна из картин прошлого пленила сознание. Лета́ всерьёз поверил бы, что время повернулось вспять, ежели бы впереди не маячил белым крылом плащ Дуги́, никогда не сопровождавшего его на судебные поединки.

Лета́ и Дуги́ шли по ледяному тоннелю нога в ногу. Ступали к занавешенной арке, за которой простиралась боевая арена Колдэр – залитая льдом круглая площадка, обнесённая перилами и окруженная ступенеобразно возвышавшимися рядами скамеек для зрителей.

Там испокон веков пела сталь. Там воины-каратели и замаравшие честь океаниды скрещивали клинки. И первые взымали со вторых единственно возможную плату за совершенные злодеяния – жизнь.

Узники, избравшие судебный поединок, выходили на бой без тени страха. Не взывали к Умбре, не молили о пощаде, чётко сознавая, что на боевой арене Умбра не одаривает приговоренных гневом или милостью. Отнюдь. Там вершилась воля владыки Танглей, а Умбре отводился удел безучастного наблюдателя.

Крытый тоннель, один из многих, пролегал под зрительскими рядами. Лета́ шагал по нему и улавливал доносившийся сверху топот десятков ног. Впервые за долгое время Лета́ чувствовал себя живым. Неожиданно подкралось осознание, что все бесславные воспоминания он сбросил за стенами узилища и теперь уплывает от них со скоростью скользящей по океану шхуны.