– Смилуйтесь, молодой господин. – Голос Сурии вернул Глена в действительность. Она поклонилась и заправила за ухо прядь тронутых серебром волос. – Лин юна и беспечна. Я побеседую с ней, не переживайте. У вас и без того полно забот. И как вы только всё успеваете? Я бы не смогла…

– Что ж, – Глен натянул поводья, и Ирис послушно шагнул за ворота, – подлинное счастье, что это мой удел, а не ваш. Не ругайте Лин. Во многом я повинен в случившемся.

Воинам не подобало являться во дворец во столь растрёпанных чувствах, и уж тем более – в изгаженных кровью доспехах. Посему сперва Глен наведался в купальни. Водица окутала благодатным умиротворением. Смыла не только грязь, но и пагубные мысли.

Глен быстро омылся. Скрыл изрезанное шрамами тело за штанами и белой рубахой. Сверху накинул серебристый кафтан и застегнул на ряд пуговиц. К поясу прикрепил ножны с саблей. А под рукавом спрятал стилет – пристегнул к наручу с хитрым приспособлением, способным выталкивать клинок в ладонь.

– Владыке Дуги́ уже сообщили о деяниях фениксов, – бодро сообщил прибывший из дворца слуга. – Он дозволил потерпевшим разместиться у наядов, а заодно изъявил волю собрать к полуночи воинский совет.

– Благодарю, – Глен кивнул и покинул купальню следом за слугой.

Небосвод уже помигивал звездными огнями. В Танглей они сверкали особенно ярко и услаждали взор. Казалось, облачные стражи рассыпали драгоценные камни по чёрным шелкам. Любо-дорого смотреть!

Пока Глен пытался возвратиться в избитую реальность, где ещё вчера не находилось места мстительным фениксам, раздорам с сестрой и беседам с Эсфирь, вёзший его Ирис поумерил шаг. Застыл у рва, усаженного шипами и заполненного водой. Пар валил от неё клубами. На поверхности воды лопались поднявшиеся из глубин пузыри, а воздух вокруг пропитался лазурным сиянием.

Ров сверкающим кольцом опоясывал дворец – десятки островерхих башен, облицованных льдом. В детстве Глен сравнивал обитель правящих с игольницей великанов. Ходили слухи, что при её постройке пало около пяти сотен океанидов, отчего изредка дворец величали возведённым на крови и костях.

Линейка хранительниц огибала ров, поблескивая остриями копий. Высокие и беловолосые, закутанные в доспехи из чешуйчатой кожи, девушки ступали шаг в шаг и выдерживали равное друг от друга расстояние.

– Благой ночи, господин, – хором произнесли они.

– Благой ночи. – Глен спешился, похлопал скакуна по спине и двинулся к перекинутому через ров мосту.

Взору предстало диковинное зрелище. У моста восседал воин. Белый плащ делал его почти незримым на снегу. Только исходившее от воды сияние выделяло могучий силуэт туманной голубизной.

– Прошу прощения, любезный, – проронил Глен, привлекая внимание. – Вам дурно? Позвать лекаря?

Воин повернул на зов изрезанное шрамами лицо, освещенное лазурным светом. В густой бороде путались сосульки.

– Господин Сэра́… – Глен признал своего мастера. – Благой ночи.

Ответом послужило лишь биение собственного сердца.

Мастер Сэра́ трижды моргнул, словно пытаясь разгадать, кто же замер перед ним и выпустил в мир заздравные речи. На дне его зрачков полыхнул серебряный огонь – мимолётный и такой незнакомый.

Что за диво? В душе Глена всколыхнулось зыбкое волнение.

Сэра́ поднялся и возвысился несокрушимой горой. Широкоплечий и белоглазый, с меловыми волосами до плеч и развитыми мышцами, он воплощал собой девичьи грёзы. В Танглей не отыскалось бы более прославленного и верного суровым идеалам клана стража. Выданными за боевые заслуги орденами он мог бы набить пару сундуков, а воспитанные им воины населяли добрую треть полуострова.