Музыка – отражение звучащей когда-то в зале – возникла из сотен прошедших лет и заставила шестерых темных сидов[6] шагнуть к шестерым золотым эльфийкам и заскользить в диковинной призрачной джиге, танцевальных па которой не знал никто, даже Ирн, но тела фейри и эльфийские души странным образом подсказывали, что делать.

Ирн подскочил с трона, убирая меч за спину, обернулся в золотой плащ, который мигом превратился в рубашку с широкими рукавами и чрезмерно обтягивающие штаны, и протянул руку последней – седьмой эльфийке.

Чуть ярче засияли мхи на стенах, громче ударила джига, но все равно шуршание крыльев, чешуи, перьев, топот ног, шорох одежды звучали сильнее. Они были реальными, а музыка – нет.

Киндеирн подкинул в воздух партнершу, подождал, пока она ударит слюдяными крылышками, и поймал в ладони невозможно тонкую талию.

Оглянулся:

– Весело?

Все казалось иллюзорным. А имитация веселья – чьим-то сном, сумбурным и вялым одновременно.

Едва Ирн отпустил магию музыки – пары застыли и обернулись к нему. Словно он продолжал быть центром их вселенной. Это бы польстило Кровавому Королю, будь они настоящими древними фейри, но сейчас чудилось, что он дергает за ниточки кукол. И едва отвлекается – они безжизненно виснут, даже не пытаясь что-то сделать.

Ирн раздраженно дернул на себя эльфийку, чуть не сломав ее тонкий стан:

– Где ваша воля? Где жизнь? Сколько бы магия ни вливала в вас сил, вы до сих пор не превратились во что-то путное!

Эльфийка испуганно смотрела на него огромными золотыми глазами. Ее маленькие пальчики, подрагивая, легли на его грудь. Она заглядывала в его лицо снизу вверх, стараясь уловить, чего хочет король.

Зеленые глаза бешено сверкнули:

– Не умеете танцевать – трахайтесь!

Полулежа на выбеленном морем троне, Кровавый Король наблюдал, как в центре бального зала сплетаются тонкие руки, мускулистые ноги, черные перья и золотистые крылья, волосы светлые и волосы темные, касается кожа бледная – кожи смуглой, соединяются по двое – трое-четверо в причудливые фигуры немногочисленные подданные. Играла призрачная музыка. Тонкие губы эльфийки скользили по его члену в том же ритме.

Утро наступило незаметно. В полутьме холма его не почувствовал никто, кроме Ирна, очнувшегося от мыслей, в которые он погрузился столь давно, что и не запомнил, в какой момент эльфийки и сиды наконец угомонились. Переплелись золотыми и черными телами, утомленно уснули в призрачном свете.

Эльфийка, что досталась ему, свернувшись калачиком, лежала у его ног. Мимолетно он пожалел бедняжку – пока все развлекались, она… Она что? Он не помнил.

Кровавый Король поднялся и прошел мимо спящих, обогнул чью-то откинутую руку, разлетевшиеся в стороны волосы. Эльфийский холм напитался страстью и выглядел не таким унылым и заброшенным, но до сияния прежних дней ему еще было далеко.

Земляные переходы вывели Ирна на поверхность, где занимался поздний рассвет, больной и темный, как все ноябрьские рассветы. Праздничная одежда осыпалась с короля листвяной трухой, охряной плащ привычно обвился вокруг тела.

Надо признать: как прежде уже не будет. И дело не в том, что новые фейри, сотворенные из людей, не такие. Пара столетий – станут какими надо. Суть даже не в том, что созданы они из крови и магии Ирна, а значит, неоткуда им взять беззаботности и легкости, пока не научатся этому сами.

Главное в том, что Киндеирн изменился дважды за свою бессмертную жизнь. Сначал – а когда встретил Айну, потом – когда потерял ее.

И если после первого изменения он научился наслаждаться танцами и любовью, то после второго наслаждался только кровью: золотой, алой, серебристой, зеленой, черной – всеми цветами, какие есть у фейри. И гибелью бессмертных. Умоляющими криками, стонами боли, шипением, треском костей, свистом меча.