– В общем, Васильева… Конечно, ни на какие олимпиады тебя никто больше не возьмет.

Неправда. Если не Кристина, то кто выиграет? Вик? Или мальчики-мажоры, знающие язык, разумеется, великолепно, но в основном версию, которой их научили англоязычные друзья в летних лагерях. А кто будет отвечать на зубодробительные вопросы по пассивному залогу? Варя? На Варю где сядешь, там и слезешь.

– И о поездках не может быть и речи, ты теперь в черном списке.

Тоже бесполезно. Какие поездки, если сейчас надо готовиться к ЕГЭ? Кристина вздохнула. Неприятно. Справедливо. Но как-то без последствий.

– Ну и в характеристике для вуза это будет подробно отражено. Твой моральный облик, поведение и то, какие у тебя отношения с преподавательским составом. Не думай, Васильева, что легко отделалась.

Кристина и не думает. На самом деле ей характеристика не нужна. В колледж любого возьмут. Если бы в прошлом году решили, что станут тянуть ее на золотую медаль – тогда, естественно, все бы так легко не прошло. Но сейчас… Ей только очень стыдно.

– Поможешь подготовить ребятам отчет о поездке, отдашь фотографии, но на сцену не лезь, ты пятнадцать минут славы в стамбульском аэропорту уже получила. – Нинель Владимировна отпила из стакана, повозила мышкой по столу, во что-то вгляделась на мониторе.

Кристина продолжала ждать. Пауза еще не означала, что наступил конец экзекуции, а она хорошо помнила, что бывает, если попытаться уйти пораньше.

Кристина аккуратно переступила с ноги на ногу. Ботинки промокли, пока она неслась по ноябрьской грязи с утра в школу, и в жарко натопленном директорском кабинете неприятно высыхали и сжимались. Где-то в рюкзаке ждали чистые теплые носки и сменка, но ей не дали ни переодеться, ни даже повесить пуховик, сразу под конвоем отправили к директрисе. Кристина предпочла бы оказаться даже на уроке алгебры, который был в самом разгаре где-то там, наверху.

– Итак, Кристина… – Нинель Владимировна вздохнула и потерла виски кончиками пальцев. Понятно, откуда у Людмилы этот жест! Но у Нинель он смотрелся органичнее – как у аристократки. – Хотела бы я сказать, что и мы были молодыми и совершали ошибки… Но ты должна понять: у тебя подобного права нет… – Голос директрисы стал задушевным, будто она действительно давала добрый совет, а не готовилась унизить еще сильнее прежнего. – Тебе надо приложить все усилия, чтобы добиться хоть чего-нибудь. Таланта мало, нужны условия для его развития. А у тебя и талант… без прикрас говоря, небольшой. И если хочешь подняться выше матери, нужно забыть о гордости и налаживать хорошие отношения с теми, от кого зависят жизненные шансы. Вот тебе мое, считай, родительское напутствие.

В воздухе повисло логичное: «Уж если родная мать тебя жизни не научила».

Мама научила Кристину засовывать свое мнение куда подальше, когда от него нет никакой пользы, кроме вреда, поэтому провинившаяся кивнула и уставилась в пол.

– Что ж. Ступай в библиотеку, я пришлю остальных, подготовите отчет для завтрашнего выступления перед фондом.

На выходе из кабинета ждал Вик. Прогуливал, конечно.

– Окунула в дерьмище, попеняла баблом и отправила пахать за наших золотых ребят? – поинтересовался он, пристраиваясь к быстрому шагу Кристины, которая торопилась, собираясь переодеть ботинки.

– Я с тобой не разговариваю. А в состав золотых ребят и ты входишь.

– Крис, забей. Сама виновата. Могла бы раньше вернуться. – Вик сел на скамейку, на которой уже устроилась Кристина, и толкнул ее в плечо.

– Можешь со мной вообще никогда больше не общаться? – взмолилась Кристина, отодвигаясь.