– И как вы собираетесь выводить его на чистую воду?

Затушив папиросу о подошву ботинка, Морохин метко швырнул окурок в окно.

– Для начала надеюсь на результат экспертизы. Подозреваю, что Бутылкин опоил пациентов каким-то сильным наркотическим снадобьем, какого в больничных запасах нет. На это указывает утреннее состояние больных. Если так – вот вам прямая улика… Впрочем, есть и другие способы добиться искренности. – Взглянув на меня, уточнил: – Логика и психология, Кирилл Сергеевич, ничего более. Физических методов воздействия не практикую.

«Слава богу», – подумал я. Морохин был мне по душе и не хотелось бы думать, что на допросах он распускает руки. Вслух спросил:

– Он, кстати, на пороге сгоряча сатрапом вас обозвал. Ничего не напоминает?

– Как же, напоминает, – ответил Морохин, не задумываясь. – По отношению к представителям власти – любимое словечко наших карбонариев-революционеров независимо от партийной принадлежности.

– Оно самое. Как полагаете, случайно вырвалось?

– Вырвалось, может, и случайно. А вот что в лексиконе нашего эскулапа есть такой термин, само по себе любопытно. Уж очень слово специфическое. Мирные обыватели таким не пользуются.

Морохин был совершенно прав. В голове заклубились какие-то невнятные мысли, образы, ассоциации… Я ещё не мог их сформулировать, но возникло смутное ощущение (всего лишь ощущение!), что, взяв врача, мы неожиданно коснулись некой силы. Той самой, которая опасалась Себрякова и погубила его.

– Сам ли по себе действовал Бутылкин или кто-то ему приказал? – подумал я вслух.

Усмехнувшись, Морохин остро взглянул на меня.

– Поздравляю, Кирилл Сергеевич. Мы, кажется, сработались и мыслим в одном направлении, – произнёс он. – Представьте себе, я тоже об этом подумал. Будем выяснять на допросах.

Ну и славно… Резко меняя тему разговора, я сообщил:

– Пока суд да дело, я ещё вам не сообщил, что по линии моей службы пришли сведения из Англии.

– Из Англии? – удивлённо переспросил Морохин.

Совсем ему голову Бутылкин заморочил…

– Ну да. Мы ведь говорили, что за три недели до убийства Себряков туда ездил с неизвестной целью.

– Точно! Что-то я забегался… Так удалось выяснить, что он там делал?

– Удалось, Дмитрий Петрович. Себряков встречался с живущей в Лондоне госпожой Эттвуд.

И опять, чёрт бы меня побрал… О том, что Себряков ездил в Англию для встречи с этой дамой, я знал давно. Однако вышестоящие инструкции, полученные перед командированием в полицию, вязали меня по рукам и ногам. О полной откровенности с Морохиным не было и речи. Информацию приходилось дозировать. И потому уже имеющиеся сведения я выдал за только что полученную новость.

– Госпожа Эттвуд, – задумчиво повторил Морохин, словно пробуя фамилию на вкус. – А она кто?

– Вообще-то она вдова известного лондонского адвоката. Но дело не в этом.

– А в чём?

– Госпожа Эттвуд – праправнучка графа Петра Алексеевича фон дер Палена.

Вот тут Морохин откровенно удивился.

– Позвольте! Не тот ли это Пален…

– Он самый, Дмитрий Петрович. В начале прошлого века – столичный градоначальник и организатор заговора против императора Павла Первого.

Кирилл Ульянов

Дверь открыла ядрёная девица с толстой косой и румянцем во всю щёку.

– Чего надо? – спросила густым голосом, почти басом.

– К Дарье Степановне. Договаривались о встрече, – лаконично ответил я.

Отойдя на шаг, девица заголосила:

– Дарья Степановна! Тут вот к вам мужчины! Двое! Договаривались, мол!

Из глубин квартиры, страдальчески морщась, выплыла вдова профессора Себрякова.

– Ну, что ты орёшь на весь дом? (Это прислуге.) Добрый день, господа, проходите, пожалуйста. (Это уже нам.)