Погладив кинжал, висящий на поясе, Гронья подошла к кровати и всмотрелась в лицо Иде. Потом откинула полог, присела рядом с ней, наклонилась над ухом девушки.

– Да будь ты проклята, убийца. Чтоб жизнь оборвалась твоя твоими же руками, и как твою зловещую утробу покинет малое невинное дитя, так слово твёрдое моё и сбудется тотчас… Что такое?

Ида изменилась в лице, зажмурилась, часто задышала, но не проснулась.

– Проклятье, – ведьма поняла, в чём дело и откинула одеяло на пол. – Так и есть, проклятье!

Ведьма задрала сорочку девушки, уложила её на спину, положила рядом кинжал, и стала шептать под крючковатый нос заговоры. Уже давно Чёрная Гронья не принимала роды.

Non inultus premor[1]

Граф де Корбу стоял на коленях перед образами, вцепившись дрожащими пальцами в священное писание на книжной подставке. Что делать? Что делать?

Он молился уже три часа, но ответа так и не пришло. Бог молчит.

– Прости мою душу, Господи, прости меня, – граф с трудом поднялся на ноги с молельного места. По каменному полу застучала крепкая трость, передвигая больные ноги, граф побрёл к выходу из молельни.

Если небеса молчат, то он найдёт другой способ узнать правду. Он замолит грехи потом, ведь он сделает это во благо – если правда не откроется, то одна юная душа может безвинно попасть прямиком в ад. Подобное чуть не случилось двадцать лет назад.

* * *

Франция, 1332 г.

…Он встретил её поздним мартом, когда снег ещё не сошёл полностью и остатки зимы белели в проталинах. Она вышла из-за широкого дуба, в чёрном плаще до пят. Не говоря ни слова, она приблизилась к нему и откинула капюшон с головы. Чёрные длинные и чуть спутавшиеся волосы рассыпались по её плечам, юный граф Амадей увидел её глаза. Его сердце забилось быстрее – как будто он был под прицелом когтей голодной вороны, жаждущей падали. Он спешился, привязал коня к ветке дуба и продолжил смотреть на незнакомку. Её вороные волосы продолжал трепать свежий ветер – и девушка скинула с себя плащ.

Кровь прилила к лицу молодого Амадея – разумом он понимал, что нужно немедля уезжать отсюда, но сердце настойчиво шептало ему другое. В голове затухли воспоминания о недавних невзгодах, которые, как град камней обрушились на его голову – смерть любимых родителей, потеря новорожденной дочери, болезнь сына. Всё померкло в разуме, когда обнажённая черноволосая незнакомка провела его в свою землянку. Хоть на один день он забыл о своих тревогах и печалях. Когда под вечер он вернулся в своё фамильное имение, в его памяти всё ещё были свежи те слова, что сказала ему юная соблазнительница.

– Никакую женщину кроме жены своей ты больше не полюбишь – это спасёт род твой. Не зови меня жить к себе – не проживёт дикая ворона даже в золотой клетке. Когда родится дочь твоя, что я теперь ношу под сердцем, ты не заберёшь её в свою клетку, но будешь ждать, когда она сама выпорхнет из гнезда и прилетит к тебе. Дай слово тогда признать её – кровь гуще воды. Возьми с собой сок лесных трав, дремавших под снегом, – тогда сын твой сможет расправить крылья и в будущем стать вожаком стаи.

Фляга с зельем тряслась в его поясной сумке, Амадей приближался к имению – всё произошедшее за день показалось ему мимолётным сном. Молодой граф Амадей де Корбу внял совету незнакомки и с тех пор прослыл в народе Амадеем Честным…

– Господи, прости меня, – граф закрыл лицо ладонями. Трость упала на пол. – Я не сдержал своей страсти. Она просто вышла из-за деревьев и скинула свой плащ. Я был молод и глуп! Господи, прости меня!

* * *

Корина давно почуяла – надвигалось что-то нехорошее. В жаровне громко трещали угли и стреляли в дно котелка, струны лиры стонали, предчувствуя беду. Гронья спала на своей лежанке. Девушка отложила в сторону ступку с толчеными орехами и разбудила мать.