И спрашиваю себя, но слышу уколы дождя. Снова спрашиваю, и снова, и снова. И, не слыша собственного голоса, отвечаю на свой же вопрос:
– Как удобно сидеть в кресле на берегу бесконечной реки! Рядом моя Зинаида! И очень-очень длинная дорога! Как же плавно скользит по ней наше авто!
И отчётливо слышу:
– Пойдём!
– Ты что-то сказала? – спросил я.
Нажав на кнопку стеклоподъёмника, выглянул наружу – ещё ехать и ехать. И, чтобы отвлечься от поглотивших ум мыслей, взглянул на Зинаиду.
Спокойную гладь реки всколыхнули попадавшие в воду листья.
В поющей тишине
***
Брошено авто на полдороге. Пустует удобное кресло.
– Понимаете… Так мало времени…
– Конечно, понимаю, – улыбнулся священник. – Должно быть, поэтому вы и здесь.
– Здесь?
– Где меньше всего времени. Но, поверьте, его должно хватить.
– Я сидел в этом кресле, – признался я.
– Вот! – вскинул руку священник и, указав на кресло, горестно произнёс. – А я строил храм.
– Построили?
– Нет!
– У вас его отняли, – в тон священнику выдохнул я.
Вспомнил о знакомстве с настоятелем церкви, строившейся неподалёку от конторы. По его просьбе выхлопотал у начальства помещение под богадельню. Когда же церковь построили, назначили другого настоятеля.
– О нет! Эти храмы не отнимают – их теряют. Знали бы вы, сколько их здесь пустует!
Кажется, догадался, о чём говорит священник – смогу ли осмыслить?
– А я только и делал, что – думал, – сказал я.
Далеко позади смолкли звуки большого города.
***
Сначала думал о тех, кого видел – о чём они говорят. И, слушая звуки большого города, улавливал мгновения тишины.
Когда же решился и перестал видеть и, вслушиваясь, шёл в темноте, то думал, что она бесконечна.
Но будто прибавили звук, и тишина осветила тьму. И вот снова вижу и слушаю журчание тишины, как неспешно поёт в ней время. Верится, что его должно хватить. Теперь уже не важно, иду или продолжаю находиться в кресле.
И думаю. О кладбище пустующих храмов, заросших словами, где в зарослях слов слова шефа: «…не нашёл твоей могилы». О пустующем кресле и умчавшейся на авто Зинаиде, о королеве, плачущей над троном, и о том, что ещё не умер – в кладбищенской ограде нет моего кресла. Об исчезнувшей площади, об осени, вернувшейся в город, о зачеркнувшем горизонт дожде.
Вдоль реки проносятся люди, похожие на деревья, влекомые бурей. Словно листья, осыпаются фразы: «Привет», «Пока», «Люблю»…
Над рекой – снова город. Я не заметил, как возвратился.
***
Опали последние листья. Земля покрылась первым снегом. О, я не утратил способности чувствовать запахи – как же пахнут земля, снег и воздух! От лёгкой измороси стало влажным пальто.
Не нужно уже спешить – достаточно лишь подумать. Подумалось, что не важно, пустует ли кресло.
– А я вот всё думаю, – сказал шеф, – зачем тебе это?
– Да чтобы священник нашёл свой храм! – сказал я с улыбкой.
В этот раз шеф не взглянул на меня как на идиота, а, призадумавшись, неожиданно произнёс:
– Зачем храм, если нет могилы? Где нет меня, там нет ничего.
Вспомнились слова священника:
«Нет ничего».
И это после того, как я показал ему кресло. Подумалось:
«Да! Но ведь и я не увидел храм».
После встречи с шефом несколько дней не выходил из дома. В голове было так пусто, что не вспомнил даже о кресле. До того, что чуть не позвал Зинаиду. И понимал, что ещё немного, и она придёт сама. Однако отвлёкся и снова очутился в конторе.
На этот раз шеф заявил, что всё знает и спрашивать больше не будет, но всё равно спрашивал, пока я не понял, что спрашивает о Зинаиде. Когда же я перестал про неё вспоминать, то сразу прекратились расспросы. С тех пор почти не думал и о конторе.