– А мне велено выйти на охоту сегодня, и одну ее в этом городе я не оставлю!

Седой хмурился и колебался.

– Вы приняли решение, сержант? – нажал Роджер. – Мне возвращаться в храм или вы нас пропустите?

Полицейский еще раз посмотрел на документы, затем сплюнул себе под ноги и посторонился.

– Счастливой охоты, пан жрец.

Роджер не ответил, крепко взял Надю за руку и увлек за собой. Они прошли вдоль стены минут десять, и Роджер остановился.

– Это ворота из города? – удивилась Надя.

Ворот не было. К окружной стене прижалось одноэтажное здание с узкими темными окнами. Из города сюда вела широкая дорога, на пятачке вокруг здания стояли пустые телеги, булыжная мостовая скрылась под комьями черной грязи, остатков гнилого картофеля и луковой шелухи. Последовав примеру Роджера, царевна заслонила нос и рот шарфом: от запаха гнилых овощей хотелось вовсе перестать дышать.

Они подошли к кирпичному зданию, и охотник дважды громко постучал в дверь. Открыли не сразу. Старик, появившийся на пороге, на стражника похож не был. В плешивой шубе поверх исподнего и в сапогах на босу ногу. Смерив их сердитым взглядом, сторож плюнул себе под ноги и выругался.

– Чего вам?

– Запускай лифт.

– Сдурел, парень?! Ночь на дворе. Ты охотник, что ль? Девку пошто с собой тянешь?

– Жена, пан лифтер. В городе нынче тревожно. Пусть со мной в лесу поживет.

Роджер улыбнулся. Улыбка у него была легкая, приятная. Хорошая улыбка. Лицо сразу другим стало.

Старик, близоруко щурясь, посмотрел на Надю.

– Правда, што ль, твой муж?

Царевна растерялась, кивнула, чувствуя себя неловко.

– Ну что ж. – Старик посторонился, пропуская их в помещение лифта. – И то, верно. Неспокойно нынче в городе. Ждать беды от Проклятой…

Надя смотрела под ноги.

Старик провел их по длинному узкому коридору, в конце которого были две окованные железом двери. Сторож открыл висящий на стене шкаф и потянул какие-то рычаги. За стеной справа задребезжало железо, а потом раскатисто заурчал мотор. Старик повозился с замками и пропустил их в темную холодную комнату. Над дверью замигала и загорелась оранжевым светом единственная лампа-кровавка. Надя огляделась.

Лифт оказался большой железной клеткой. Роджер закрыл за ними внутреннюю дверь, старик со скрежетом – наружную, и лифт, отряхнувшись как старый пес, поехал вниз.

Стены комнаты ушли вверх, и лифт пошел между порыжевшими металлическими опорами вниз. Ветер ударил в клетку, пронзил ее сквозь прутья тысячью острых сквозняков. Надя с тревогой подумала об Эоле. Даже оглянулась украдкой, но зловредный бог не появился. Тогда она прижалась лбом к прутьям клетки и посмотрела вниз.

Внизу темнела земля. Тлели костры у огородов, там, где днем жгли сухую траву. Далеко слева выныривала из подземного русла река Вена, бурлила на горных порогах, отражая тусклый звездный свет, и Надя вдруг почувствовала, что действительно покидает Варту. Радости не испытала.

– Передумай! – словно услышав ее мысли, неожиданно нарушил молчание Роджер. – Я снова верну тебя в башню, и никто не узнает о нашей прогулке.

– Нет.

– Я ждал, что ты остановишься сама, но, похоже, тебе не рассказали…

– О чем?

– Горожане не любят тебя, но этот побег многих обречет на смерть.

Надя обернулась к охотнику, прижалась спиной к прутьям клетки.

– Не понимаю, о чем вы!

– Варта – нищий город. Гора внутри опустела, еды не хватает. Последние десять лет ты была единственным товаром и единственным преимуществом.

– Я?

– Ты – живое проклятие, девочка. Единственная чародейка Яблоневого Края.

– Чародейка? Я?!

– Да.

Она улыбнулась, но охотник не шутил. Улыбка медленно сползла с ее губ.