Неожиданно для Козимо Джованни Медичи взъярился. Он не отличался высоким ростом, как все мужчины в роду, и, как многие низкорослые, легко впадал в ярость. Только привычка осторожного ростовщика помогала держать эту ярость в узде.

На сей раз Джованни сдерживаться не стал.

– Книги или его дрянная племянница привлекают тебя в дом Никколи?!

Козимо мысленно пообещал отомстить Лоренцо – наверняка это он проболтался отцу о Пьеретте.

– Пьеретта хорошая девушка, отец…

– Хорошая?! – продолжил бушевать Джованни. – Настолько хорошая, что полгорода уже болтает о твоей на ней женитьбе. Что ты ей обещал?!

– Ничего.

– Слово, данное банкиром или даже сыном банкира, имеет силу клятвы, иначе этот банкир ничего не стоит. Потому если обещал жениться на ней, то должен сделать это, разрушив свою судьбу и уничтожив все мои надежды на тебя.

– Я не обещал. Но хотел бы это сделать, отец. Я люблю Пьеретту.

– Ты спал с ней? – Джованни так же быстро потух, как загорелся гневом. Тон был уже миролюбивым.

– Нет, но это неважно.

– Еще как важно. Козимо, в твоей жизни будет еще немало женщин, конечно, куда меньше, чем у Лоренцо, но все же. Только никогда не путай любовь с жизнью, тем более с делом. Если бы я женился на первой девушке, в которую влюбился, то сейчас пас бы овец. Если бы на второй – торговал бы в лавке. Но я предпочел заниматься делом, в результате у меня есть ваша мать, вы с Лоренцо и банк. Я всегда мечтал, что у моей семьи, моих детей будет все. О чем мечтаешь ты?

Козимо на мгновение даже растерялся от такого перехода, но на вопрос ответил:

– Подарить Флоренции купол собора. Мечтаю, чтобы эта работа была наконец закончена.

Он понимал, что может сказать отец, мол, об этом мечтает каждый флорентиец. Но услышал совсем другое.

– Я тоже о нем мечтаю. Но чтобы подарить Флоренции купол, совсем необязательно становиться архитектором. И уж тем более жениться на Пьеретте. Можно оплатить работу архитектора, а для этого нужно самому приумножить деньги.

– Деньги, деньги, деньги! Отец, я от вас только об этом и слышу. Неужели для вас не существует ничего другого?

– И это говорит мой сын?! – Лицо Джованни начало покрываться пятнами. Нет, он не сокрушался, он снова гневался.

– Так отрекитесь от меня, чтобы я смог, не позоря вас, стать архитектором и достроить собор.

Мгновение Джованни молча смотрел на сына, потом круто развернулся и шагнул к двери, но тут же остановился. Следующее мгновение он стоял, словно что-то вспоминая, снова повернулся. Козимо крайне редко видел отца в гневе, а уж вот так они не разговаривали никогда. Медичи правил семьей твердой рукой, всегда он говорил, остальные выполняли. Бунтовать не приходило в голову даже беспокойному Лоренцо.

– Быть архитектором не зазорно, а уж таким, кто завершил бы купол, почетней, чем быть ростовщиком. Я видел, как блестят твои глаза, когда ты берешься за чертежи или просто рисуешь. Но еще сильней они блестят, когда ты считаешь. Ты прирожденный банкир, Козимо, хотя пока этого не понял. Но главное – не умение делать деньги, а умение их тратить. Подумай над этим. И уж конечно, над тем, что жениться в твоем возрасте, даже на любимой девушке, рановато.

Шаги Джованни уже стихли, а Козимо все стоял, пытаясь что-то понять. Да, отец прав, как-то само собой получилось, что расчеты, подсчеты стали для него самым интересным занятием. Даже счетной доской не пользовался, обычно все делал в уме. Брат не единожды проверял и ахал:

– Надо же, я со счетами так не сделаю, как ты в уме.

Лоренцо, легок на помине, заглянул в комнату:

– Чего это отец бежал, словно на пожаре? А ты чего стоишь столбом?