Скоро меня прозвали «самым интелли-ентным дворником на свете». Бабушки у подъездов любили поплакаться в мою оранжевую жилетку на дороговизну и соседей-пьяниц, мамаши с колясками и собачники первыми здоровались со мною. Обласканный нехитрой квартальной любовью, я был кроток и светел, как буддистский святой. В сущности, я ведь неплохой парень. Люблю всё хорошее и ненавижу всё плохое. Покупаю еду бездомным кошакам, когда заводится лишняя копейка. Подписываю правозащитные петиции в Интернете, а вчера вот помог старушке дотащить до помойки ведро.

Тихо было на душе, я бы даже сказал – благостно. Бывают такие моменты, когда кажешься себе безукоризненно-прозрачным, как промытый с содой стакан, и аж поскрипываешь от собственной чистоты. Неужели в такой душе могут быть подвалы и чердаки, наполненные грязью с птичьим дерьмом пополам?

Я травил себя, а лучше сказать – развлекал себя подобными мыслишками, шуруя карагачёвым веником возле мусорных баков. Конечно, всё это была самовлюблённая хрень и маскарадный самообман. Я не святой, не бодхисатва, воплотившийся в худого очкастого дворника, чтобы сделать мир чище. Я не выбирал себе нынешней аскезы и никогда бы её не выбрал, будь у моего ума хоть какие-нибудь ручки. Я хотел бы жить вкусно, хотел бы получить однажды Всё-и-Сразу в самом меркантильном, самом мещанском смысле этого слова. Я люблю спать и ненавижу работать. Особенно руками. Но, поскольку во Всё-и-Сразу я не верю, то вот и гребу эти бесконечные листья, чтобы заработать на кофе себе и на куриные шеи Максу.

Как-то мне вспомнился летний загородный эпизод – тот самый, с травмированным мужиком. Конечно, мужик был обыкновенный сумасшедший – в том не было никаких сомнений. Но если продолжать развлекаться – ну, как если бы я сочинял рассказ или что-то вроде того, – из этого инцидента можно было бы вытянуть интригу. «Предосудительное и вздорное желание»… Хм. В чём же оно может состоять? И я начал рыться в себе, максимально отстраняясь и трезво обобщая – или думая, что отстраняюсь и обобщаю.

Что же во мне скрыто такого, в чём я боюсь себе признаться?

Давно у меня не было женщины. Но об этом я совершенно не скорбел. Женщина в моём бедственном положении – это… Ну, додумайте что-нибудь сами, у вас наверняка получится лучше, чем у меня. Периодически возникающую похоть я утолял самостоятельно, предаваясь одинокому стерильному разврату за интернет-порнухой (о, мой бедный комп!). Может, я латентный гей?

В юности я был по умолчанию гомофобом, напитанным (а, точнее, измазанным) несложными предрассудками. Потом как-то познакомился в Сети с двумя лесбиянками. Они оказались чудесными весёлыми девчонками – и я впервые устыдился своей гомофобии. С подачи девчонок прочёл про Стоунволл и заложил себе статью про Харви Милка, написанную, кстати, женатым натуралом и отцом двух детей – тоже, как и я, вчерашним гомофобом, а ныне завсегдатаем правозащитных пикетов. Но всё-таки: одно дело не быть гомофобом и совсем другое – быть геем. Или хотя бы бисексуалом. Это для меня и вздорно, и предосудительно. Нет, традиционалистские координаты здесь ни при чём. Просто любовь мужчин требует от тебя красоты и хорошего вкуса. А я с рождения лишён был первого, второй не мог проявить из-за безденежья.

Так что же?

Дома я залез в Сеть (благо, компа к тому времени я уже починил и помирился с провайдером), вбил в Гугле слово «гей». Передо мною тут же выкатился целый ковёр из фоток с накачанными парнями, каких не бывает в природе. Я скользил глазами по чужим голым задам, напряжённым членам, мускулистым спинам. Но ничего во мне не отзывалось. Чужие тела вызывали только одно желание: достать из-под шкафа пыльные гантели и привести в порядок собственные бицепсы. Давненько я этого не делал, совсем себя запустил. А вот этот качок на фотке покрыт мастикой, как культурист на сцене. Да, он аппетитный… в своём роде. Как копчёное мясо.