А что, если… Что, если моё пресловутое скрытое желание – всего лишь поесть мяса? Что, если в тайне от себя самого мне тупо хочется навернуть копчёной говядины? И грош тогда цена моему неофитскому вегетарианству.

Вегетарианцем я стал примерно с год назад – не по бедности, а после того, как нечаянно набрёл в Сети на сайт каких-то упёртых зоозащитников. Собственно говоря, я никогда не сходил с ума по зоозащите, но не сходил с ума и по убоине. Большая часть предназначенных мне школьных котлет отправлялась в ведро с объедками (благо, никто не контролировал, чтобы я их ел). А тут вдруг посмотрел чудовищное видео: что делают с животиной на бойнях и птицефабриках. В общем, без лишних слов я понял, что мне совершенно не хочется поддерживать это палачество. И это не будет мне стоить ровным счётом ничего.

Так значит – всего лишь мясо? Закрыв гейские фотки, я полез на сайты с мясными рецептами и долго провоцировал себя, созерцая ростбифы, шашлыки и куриные ножки. И вновь ничего во мне не отозвалось. Разве что жарёной картошки захотелось.

А может, всё ещё смешнее? Ну, допустим, взрывается дом, меня заваливает. Я лежу под обломками без малейшей надежды на освобождение, с раздробленными ногами, вдыхаю последние литры кислорода и смертельно, смертельно хочу… курить. Рядом, седой от бетонной пыли, распластался какой-нибудь труп. И вот я со стоном лезу к нему в карман и обнаруживаю там спички и растерзанную коробку с одинокой, распоследней во Вселенной сигаретой. О чудо. Вот так, дымящим мародёром, и подыхаю.

Желание курить и предосудительно, и вздорно. Но ведь я его от себя не скрываю. Я просто курю, высаживая по пачке в день.

А если всё-таки моё желание – женщина? Признаюсь, я люблю совершенно особенный сорт порнухи. Даже не порнухи, а… В общем, японцы называют ЭТО шибари. Ну, вот это уже похоже на правду: я был бы очень не против повстречать однажды живую, а не виртуальную женщину, которая не станет возражать против ЭТОГО. Если вдуматься, в шибари, конечно, тоже нет ничего предосудительного. Вот разве что я разобью при этом чью-нибудь семью. Но хорош же из меня разоритель гнёзд, нечего сказать. Очкастый мачо в обтёрханных штанах.

Что-то я совсем зациклился. Надоело. Хватит сидеть в Сети: завтра опять подъём в семь утра, опять метла, опять грабли и сухой чай, который я тихонько жую для бодрости между сигаретами. А если я не успею вывезти все листья изо всех своих палисадников, мне не закроют наряд и оставят без премии.

Какая тоска. Какое унижение. Мне почти тридцать лет! Скоро меня перестанут называть «молодым человеком» в трамваях и очередях. Кончится молодость и начнётся хрен знает что. Не исключено, что я начну плешиветь. У меня вырастет углеводное пузо – и это будет всё, что я нажил. Меня никто никогда не полюбит и не назовёт по отчеству. Я сдохну безвестным, уродливым лохом, кинутым всеми на свете. В принципе, неудачник не имеет права на жизнь. Повеситься, что ли? Шучу. На кого я брошу своего чёртова кота? Бедный Макс, повезло тебе с хозяином. Цени.

Назавтра шёл дождь. Я ворочал мокрые листья и тихо бесился. Мимо меня катились красивые машины с благополучными людьми, и ухоженные девушки стучали тонкими каблуками, обходя мои листвяные кучи на тротуаре. Меня для них не существовало. Дворник – не человек. Это что-то среднее между роботом и ангелом. Дворник должен быть безотказным, как робот, и кротким, как ангел. Но кротости во мне последнее время сильно поубавилось. Особенно после того, как я облаял матом поганого подростка, пристроившегося поссать за мусорными баками.