Затем Кеша велел своим спутникам построиться на палубе. Что те беспрекословно исполнили.

Кеша прошелся вдоль маленького строя своих бойцов, изображая из себя нечто вроде генерала времен Русско-турецкой войны – слуга царю, отец солдатам.

– Господа, – обратился он к соратникам, подкручивая воображаемый ус, – сегодня вы славно послужили и отменно выполнили задание.

Господа в ответ звонко щелкнули каблуками.

– Тихо-тихо, – осадил их довольный этим мини-спектаклем Кеша, – в благодарность за службу отдаю вам этот чудесный город в полное распоряжение на четыре часа. – И Кеша протянул правофланговому пачку пятитысячных.

Снова в ответ щелкнули каблуки.

– Приказываю ни в чем себе не отказывать. Но – без фанатизма. Да вы и сами знаете. И кстати, захватите с собой капитана и моториста. Пусть расслабятся за компанию..

Уловив момент недоумения у команды, Кеша успокоил:

– Я тут побуду, покараулю. Думаете, не справлюсь?

Бойцы, а вслед за ними и капитан, и вылезший из трюма моторист сообразили быстро сделать вид, что, конечно, так не думают.

– Тогда все вперед! Через четыре часа всем быть на борту. Опоздавшие будут расстреляны как дезертиры.

Бойцы и капитан с мотористом, решив не вникать – пошутил Кеша или говорил серьезно, – попрыгали на пристань. И вскоре две раздолбанные «Лады», ведомые отчаянными представителями среднеазиатских республик, помчали их навстречу приключениям.

Кеша проводил их внимательным взором, плеснул в стакан немного бурбона, пришедшего вечером на смену пиву, и набрал номер на мобильнике. Сказал буквально несколько слов. И через час к пристани подъехал черный внедорожник. Кеша спустился на пристань и пожал вышедшему из машины человеку руку. Затем они вместе достали из внедорожника несколько достаточно крупных предметов. Что это были за предметы, рассмотреть в темноте было нельзя даже с небольшого расстояния. Предметы были подняты на катер, и в завершение процедуры Кеша лично погрузил их в каюту.

Молча и споро сделали они свою работу. Молча и расстались. Внедорожник скрылся в темноте, а Кеша вернулся в свой шезлонг, к своему бурбону.

Еще через три часа на борт поднялась команда, вернувшаяся из увольнения на берег. Вернее, поднялись пятеро. Шестого – моториста, не рассчитавшего своих сил, они принесли. Доклада о каких-либо серьезных происшествиях за время увольнения не последовало. Ну а о несерьезных и говорить не стоило. Кеша милостиво отпустил всех отсыпаться, предупредив, что отваливают в шесть утра и чтоб все были как стеклышко. Сам же поудобнее устроился в шезлонге, добавив для уюта к яхтенной куртке толстый плед, плеснул в стакан еще чуток бурбона и, задрав голову, уставился на россыпи звезд, которые в эту ночь казались ему особенно большими и яркими. От такого зрелища в Кешиной голове стали роиться множественные и интересные, неожиданные, как ему казалось, мысли, но вычленить хотя бы одну из них, чтобы как следует обдумать, Кеше уже было лень. Мысли продолжили беспорядочно бултыхаться в мозгу, а через мгновение все их разогнал вырвавшийся из-под палубы буйный храп его молодцов. Голова Кеши склонилась к плечу, пальцы руки, державшей стакан, разжались, и тот, тихо брякнув о доски палубы, покатился по ней, расплескивая остатки ароматной жидкости. Человек в шезлонге под храп товарищей и легкий плеск волны плавно отошел в мир грез.

Но не столь безмятежна была в этот час обстановка в Переречинске, на пути к которому так славно (а кое-кто и с пользой) отдохнули люди с катера «Соня». По пустынной улице мчалась, завывая, «Скорая помощь», швыряя в окна полузаснувших домов пучки синего света своего маячка. Внутри машины, крепко пристегнутый ремнями к носилкам, лежал, вытянувшись во весь свой рост, Игорь Плахин. А над его головой колдовал юный и бодрый фельдшер.