Витьку такая перспектива весьма устраивала. Дядя Вася как-то показал ему издали своего приятеля из металлоремонта. «Жигули»-шестерка, цепка, гайка, котлы «сейко», шкары «суперрайфл», да и весь остальной прикид – зашибец. И правда, чего еще надо?

Сгубила Витьку, как это часто бывает у мужчин, приближающихся к шестнадцати годам, любовь. Звали ее Полина. Ее к ним распределили после педагогического преподавать литературу. Тоненькая, стройная, белокурая, с чудесными темно-серыми глазами, пушистыми ресницами. Словом – полный набор для старшеклассника. А еще она чудесно краснела, когда до ее ушка долетало какое-либо матерное выражение, и, казалось, могла даже при этом расплакаться. Одним словом, «гений чистой красоты», да и только. Витка на ее уроках от восторга рта не мог раскрыть. Не то что стихотворение, двух слов из себя выдавить не получалось. А Полина лепила ему за это двойку за двойкой, и Витька от этого тоже был в восторге. Литература в отрыве от Полины его никоим образом не волновала. В металлоремонте литературу не спрашивают.

Любовь закончилась, когда Додик из параллельного прибежал, весь красный, вечером в спальню и стал божиться, что только что застукал Полину с директором. Тот, якобы, пялил ее прямо на своем столе. В качестве доказательства Долдон заявлял, что у Полины были розовые трусики в красный горошек, которые директор нацепил себе на голову.

Витька, сам до сих пор не знает почему, поверил Додькиным словам сразу. Может, потому, что раз ему свезло и он смог запустить глаз под заветную юбку? Розовые трусики в горошек там имели место быть.

Сначала захотел повеситься в кабинете литературы. И даже начал делать для этого тайком от дяди Васи стальной крюк. Но крюк давался нелегко – сталь попалась легированная. И тогда Витька решил мстить. И использовать в качестве орудия мести свой талант.

В субботу вечером, когда из учителей в интернате остался только дежурный педагог, да и тот, опрометчиво поверив в искренность тишины, окутавшей вверенное его заботам учебное заведение, удалился в учительскую, прихватив с собой как интеллигентный человек бутылочку «Алабашлы», сырок «Дружба» и макулатурную книжку про женщину в белом, Витька повел одноклассников к директорскому кабинету. Для конспирации потребовал, чтобы все сняли ботинки и ступали по старому скрипучему паркету в носках, бесшумно. Впервые пацаны Витьку послушались. Возле двери он картинно вытащил из кармана обыкновенный штопор и «легким движением руки» одним щелчком открыл замок. Далее он подошел к директорскому сейфу и тем же штопором двумя щелчками откупорил его. В стальном нутре обнаружились две здоровенные бутылки неведомого до сей поры интернатскому горлу напитка под названием «Камю». Тихое, но восторженное мычание одноклассников стало оценкой Витькиного подвига.

Через пять минут после этого в спальне после первой бутылки прозвучала новая кличка Витьки – Штопор. Ее выдал, рыгнув иноземным духом, все тот же Додик.

Одним из самых больших в жизни Штопора разочарований стало то, что отчаянные, бесшабашные и до самой смерти преданные, как ему накануне казалось после «Камю», друзья сдали его сразу же, на следующий же день.

Директор заявил милиции, что помимо коньяка из сейфа пропали и деньги. Хотя Штопор и сейчас готов клясться, что никаких денег он не видел. Но что значили его слова? Следователь недрогнувшей рукой приписал к квалификации «Кража со взломом» довесок: «В особо крупном размере». И теперь уже Штопор загремел в колонию для малолеток, по сравнению с которой интернат – пансион благородных девиц. В колонии реально надо было выживать. Без своего таланта Штопор бы этого не смог. Прости, дядя Вася!