И вот уже на переменах не бегали, не шумели, только напряженные камень-ножницы-бумага и стк-стк-стк по углам. Руководство школы поначалу обрадовалось порядку и не ощутило подвоха. Пожилая директриса, обожавшая за что-то латынь, при виде игравших умиленно воскликнула:

– Homo ludens!

Сотки поначалу почти нигде не продавались, это был редкий товар даже у нас, в столице, но торговцы быстро почуяли спрос и дали свое предложение. Кружочки наводнили палатки и переходы, будки с мороженым, киоски с газетами, ларьки с пивом, кассы у супермаркетов. Они паковались в зип-локи, подкладывались в упаковки из-под читосов, обменивались на крышки от пепси-колы. Казались недорогими – штука за рубль, – больше за кусочек картона не дашь. Но дальше все стало сложнее.

Сотки начали делиться по качеству: на пластик и на картон. Картонные хуже отскакивали, издавали более глухой звук при ударе, нежели пластиковые – глянцевые, с принтами поярче. Те прыгали звонко, наглядно и высоко. Таким образом, при расчете и обмене пластик котировался за два картона.

Сотки выклянчивались у родителей или выслуживались у бабушек верностью и любовью. И те и другие радовались – ведь у их чад нашлось увлечение, не связанное с наркотиками и половыми контактами, куда доступнее, чем пейджеры и тамагочи. Взрослым казалось, они понимают, чем чада заняты и как их контролировать: вот приносят из школы пятерку – вот получают десяток своих этих самых. Пожалуйста, чем бы ни тешилось.

И наметился было разрыв – иные родители, деловитее и состоятельней прочих, имели меньше возможности проводить время с отпрысками и поэтому от капризов откупались охотней. «Я с тобой в кино сегодня, к сожалению, не успеваю, только не ной, вот тебе этих самых твоих в этот раз, да побольше. Каких хочешь? С Гарри Поттером? Пожалуйста! С человеками-пауками? Дело твое! С пауэр-чем-кем?.. На здоровье, купи себе сколько и чего душа просит, только отстань, и вырасти, я тебя умоляю, скорее, и стань бизнесменом, как дядя Коля». Такую речь легко было вообразить в каждом московском хозяйстве.

Но дети деловитых родителей приходили в школу с набитым туго карманом, а уходили ни с чем. На весах справедливости богатые оказывались не тяжелее, чем бедные. Фейр-плей.

Я был непопулярным членом школьного общества, да и в жизни меня ничто особенно не влекло. Холодность моя к вещам, занятиям и идеям не имела границ. У меня не водилось друзей, внимания женского мне не хотелось, книги не волновали фантазию. Компьютерные игры? Да ну… Только телевизор приковывал взгляд, и я залипал в нем, щелкая апатично между всевозможными рекламами жвачки, шоу «Кто хочет стать кем угодно», яркими клипами по MTV и вечерним кино на СТС.

Я не был хорош ни в одном из занятий, и после пробных походов в бассейны, на карате и в кружок шахмат родители подняли белый флаг – мол, делай что хочешь, только не заражай нас своим беспросветным унынием.

Не то чтоб прилежно, но и не из-под палки я вспахивал поля знаний. Что-то получалось, за что-то давались четверки и тройки. Оставалось два года до конца школьной рутины, и я был намерен тянуть до последнего лямку, ждать, пока жизнь предоставит сюжет и возможность.

И вот они, сотки. На перемене меня подтолкнули в центр круга, кажется, тот же двоечник Женя:

– На, попробуй, вот тебе для подъема. Если выиграешь, то вернешь, понял? Если нет, с тебя сникерс.

И я выиграл. И я выиграл снова. Я выигрывал, как выяснилось, всегда и везде – на подоконнике, на линолеуме в тусклом коридоре и на перилах между этажами, я везде давал жару задиристым старшакам и назойливой мелюзге. Не знаю как, просто суперспособность – и всё тут.