Платонов примостился возле окна, на жестком стуле. Тут и располагался нынешний наблюдательный пост Юрия Тимофеевича.

– Реад8 жизнью заплатил за ошибку, – напомнил коллежский советник.

– А сколько жизней погубил? Скольких калеками оставил?

Возразить было нечего. Разве что признать: вся та война была одной сплошной ошибкой. Подобало ли говорить такое чиновнику придворного ведомства? И полегчало бы Яхонтову от такого признания?

Да, отставной майор неласково отшил полицейского сыщика. Наотрез объявил ему, что никого не видел и ничего не слышал и ничьими делами не интересуется. В его словах и тоне звучала горькая обида на власть, которая назначила ему мелкую пенсию и бросила выживать, как придется.

После войны Яхонтова оставила жена, забрав пятилетнего сына. На Малой Мещанской он жил с сестрой, так и не вышедшей замуж. Потомственное дворянство не дало им особых преимуществ – кроме того, что Наталью Тимофеевну взяли гувернанткой в дом князя Урусова. Родовое имение в Рязанской губернии промотал еще их отец, и детям оставалось только служить или работать, невзирая на чужие мнения и предрассудки.

– Я ведь понимаю, что история ваша – темная, – дернув глазом, сменил тему Яхонтов.

– Почему темная? – спросил Платонов, но не слишком напористо, дабы не спугнуть удачу.

– Потому что они вместе были.

– Как вместе?

Майор прищурился опять, на сей раз хитро, будто видел Григория Денисовича насквозь.

– А так. Пришли пешком от моста.

– Вы не ошиблись?

– Помилуйте, как я мог ошибиться! Со зрением у меня полный порядок, в очках не нуждаюсь. К тому же парочка странная была. Этакий франт в цилиндре и с ним простой мужик в армяке, вроде извозчика.

– Запомнили мужика?

Выражение лица у Яхонтова сделалось довольным от осознания собственной значимости, глаза заблестели.

– Мужик обыкновенный. Коренастый, в плечах широкий. Ростом с вас. Бородища здоровая, лопатой.

– Чернявый?

– Как, говорите? Ну да, пожалуй. На цыгана похож.

Платонов глянул в окно. Вход в арку доходного дома № 4 отсюда просматривался замечательно. Интересно, сколько часов и дней провел у этой отдушины во внешний мир герой Крымской войны?

– Останавливались перед аркой?

– Откуда вы знаете? – удивился майор.

– Предполагаю.

– Верно, постояли с полминуты. Чиновник ваш министерский заговорил с чернявым, потом закурил. Потом зашли внутрь. Дальше суета поднялась, это без меня знаете.

– Больше ничего необычного не запомнили?

– Больше нет, – глаза Юрия Тимофеевича потухли.

Григорий Денисович достал бумажник.

– Пропью ведь, – без выражения сказал ему новый свидетель.

– На ваше усмотрение, – ответил Платонов.

В канцелярии министерства императорского двора Григорий Денисович задержался ненадолго. Покидая Зимний через северо-восточный служебный подъезд, он по-свойски попрощался со стоявшими на карауле гренадерами. Одного из них, богатырской стати брюнета с подкрученными кверху a la Вильгельм Первый усами, Платонов знал лично и помнил его фамилию.

– Бдишь, Корнеев? – весело спросил коллежский советник.

– Бдим, ваше высокоблагородие, – молодцевато откликнулся гвардеец.

Довольный извозчик уже восседал на козлах, готовый мчать на угол Невского и набережной Лиговского канала. Местом следующей поездки стал трактир Силантьева. Субботним вечером он был полон, и дым в его залах с высокими потолками, как принято фигурально выражаться, стоял коромыслом. Половые в белых фартуках метались между столами, точно угорелые, спеша угодить гостям. Григорий Денисович поймал одного из них за локоть.

– Хозяина позови, срочно, – без церемоний сказал он ему на ухо, подкрепив просьбу мелкой монетой.