Потапов, ещё не успев отдышаться, уже звонил Захарову, и Корнышев слышал, как Потапов говорил в трубку:

- Товарищ генерал! Пытался сбежать! Надели наручники! Малость ему физиономию попортили! Простите, товарищ генерал, но очень уж брыкался!

Тут Корнышев замычал и замотал головой. Первым сообразил, что к чему, Потапов. Отвлёкся от разговора с генералом и крикнул своим товарищам:

- Снимите ленту! Кровищей захлебнётся!

Нырков резким движением сорвал скотч с лица Корнышева. И из корнышевского рта хлынула кровь. Она стекала по подбородку прямо на одежду. Никто из присутствующих в комнате не протянул Корнышеву ни платка, ни салфетки.

***

Так, в наручниках, Корнышев и просидел до тех пор, пока не приехал генерал. Корнышев встретил Захарова полным неприязни взглядом. Маски сброшены. Можно не притворяться. И с дивана Корнышев не поднялся, когда все вскочили, приветствуя генерала.

Захаров опустился в кресло и оказался лицом к лицу с Корнышевым.

- Здравствуй! – сказал генерал.

- Здравия желаю! – ответил Корнышев и недобро улыбнулся.

Лицо разбито. Улыбаться больно. Но он не подавал вида.

- Снимите наручники! – распорядился Захаров. – И оставьте нас вдвоём!

Потапов даже не шевельнулся. Он подумал, что ослышался. Что-то понял не так. Потому что он видел Корнышева ночью. Корнышева нельзя оставлять с генералом наедине.

Удивлённый случившейся заминкой, Захаров вопросительно посмотрел на Потапова.

- Он опасен, товарищ генерал! – дрогнувшим голосом доложил Потапов.

Что хотите, мол, со мной делайте, но наручники снимать нельзя.

Но Захаров глянул так, что Потапов поспешил выполнить приказ. Захаров ждал. Его подчинённые, бросая на Корнышева настороженные взгляды, вышли, наконец.

Всё правильно Корнышев понял про них. Он – чужой. Они его просто используют. Большая ложь не продержалась и двух дней.

- К чему этот побег? – осведомился Захаров. – Куда ты собрался?

Он недоумевал, словно Корнышев сотворил какую-то несусветную глупость.

- Я под нож не лягу! – чётко произнёс Корнышев.

Он всё так же смотрел на генерала с неприязнью. Но Захарова это не смущало.

- Дело не в одной этой операции, которая тебе сегодня предстоит, – сказал генерал. – Прооперировать тебя могли бы и насильно. Укол, наркоз – и делай с тобой всё, что вздумается. Но мне для успеха нужно, чтобы ты всё делал добровольно, а не из-под палки. Чтобы ты был с нами заодно. У меня проблема, Слава. Тебя кто-то ищет, на тебя идёт охота, а я никак не могу этих охотников вычислить. Мне некого им показать, кроме тебя. И ты будешь делать то, что мне нужно. Другого выхода у нас нет.

Захаров смотрел Корнышеву в глаза и понимал: согласия не будет. Слишком красноречивый взгляд.

Захаров вздохнул.

- Но если ты против, – сказал он, – тогда мне пользы от тебя – ноль. Ты мне не нужен. Будем думать, как обойтись своими силами. Без тебя. Если ты отказываешься поработать с нами, я сейчас позову Потапова …

Захаров, не сводя глаз с лица Корнышева, крикнул призывно:

- Потапов!

И тот ворвался в комнату смерчем, словно только и ждал, когда его позовут. И Нырков с Сомовым тоже объявились, но тут же попятились прочь, обнаружив, что Корнышев всё так же сидит на диване и ничего ужасного тут не происходит. Когда дверь за ними закрылась, генерал сказал Потапову:

- Сейчас выведешь его за ворота. И пускай идёт на все четыре стороны.

Корнышев ожидал чего угодно. Жёсткого давления или вовсе даже бессудной расправы. Но только не этого.

- Свободен! – сказал ему Захаров. – Ты мне не нужен.

Корнышев не шелохнулся.

- Ты правильно всё понял, – будто прочитал его мысли Захаров. – Вряд ли тебя там, за воротами, ждёт что-либо хорошее. Ты будешь там один. Без прикрытия. И вряд ли долго проживёшь.