– Сколько вам было лет, Марк, когда она умерла?

– Пятнадцать… Хотя нет, полных лет только четырнадцать.

– Это был первый раз, когда вы столкнулись со смертью?

– Да, – тихо ответил Разладин.

– Что вы почувствовали? – с участием спросила Елена.

– Что я почувствовал… Хм, – Марк поджал губы. – Знаете, а ведь именно тогда я, наверное, последний раз по-настоящему плакал. Прямо рыдал. Еще и родители подливали масла в огонь. Последние годы отношения у них с бабушкой были не самыми теплыми. Тесно стало в доме. Бабушка была им явной обузой. Когда она скончалась, казалось, кроме меня о ней никто и не горевал. Открытого пренебрежения, конечно, тоже никто не выказывал, но я уже был в том возрасте, когда мог замечать в людях равнодушие. Похоронили ее тихо и скромно, без церемоний, без поминок. Я даже не знаю, где ее могила. Будто бы был человек – и просто исчез.

– Как изменились ваши взаимоотношения с родителями после смерти бабушки?

– Как ни странно, улучшились. Исчез какой-либо негатив в мой адрес и в адрес брата с сестрой. Словно по мановению волшебной палочки. Не знаю, почему так произошло. Другими людьми родители, конечно, не стали, но начали более трепетно к нам относиться. Особенно мама. Бабушка ведь по ее линии была. Думаю, со временем она тоже осознала потерю. Но было уже поздно. Наши отношения с родителями вскоре сошли на нет. Я уехал учиться, потом устроился на работу. Поначалу мы старались поддерживать общение, но с каждым годом неизбежно отдалялись друг от друга.

– До такой степени, что теперь даже не хотите рассказать родителям о болезни?

Разладин пожал плечами.

– Послушайте, Марк, – продолжила Елена, – не держите зла на родителей. Не вините их. Если остались в вашем сердце какие-то обиды, то сейчас самое время их отпустить и дать родителям второй шанс. В конце концов, все мы его заслуживаем. Расскажите им о диагнозе. Позвоните матери и сообщите ей о болезни. Попытайтесь простить, Марк. Используйте эту возможность исправить ошибки прошлого.

– Я подумаю над вашим предложением, – сухо ответил Разладин, вставая с кресла.

Он медленно надел пальто, повязал на шею шарф и уже у двери повернулся в пол-оборота к Лукьяненко.

– Спасибо вам, Елена Дмитриевна. – Марк вздохнул, расправив плечи.

– За что? – психолог приподнялась в кресле.

– Не знаю, – замялся Разладин и опустил взгляд в пол. – За понимание. За наши беседы. Такое чувство, что вы единственный человек, с которым я могу… Словно мы говорим на одном языке в чужой стране. Понимаете меня?

– Да, Марк. Понимаю, – улыбнулась Елена пациенту на прощание.

Следующие дни выдались самими промозглыми за всю осень. Дождь шел то утихая, то вновь нарастая. Землю с аллей и лужаек вымывало на улицы, отчего на тротуарах и дорогах становилось скользко от грязи. Небо заволокли низко висящие свинцовые тучи. Даже в полдень на улице было темно и мрачно, люди и здания не отбрасывали теней, деревья стояли совсем голыми, без единого листочка. Лишь ветер гнул их сухие ветви.

После приема у Лукьяненко Разладин поостыл и рассудил, что лучше всего будет продержаться на работе еще пару месяцев, получить годовую премию и уйти сразу после новогодних праздников. Но ощущение, что он в любой момент может сорваться и все бросить, осталось где-то глубоко в сердце. Проявлять терпение, держать себя в руках и ждать следующих выходных – таков был девиз Марка.

В свободное от работы время Разладин безвылазно сидел дома, ни с кем не общался, никому не звонил, не писал, ничего не читал, не смотрел. Даже ел без аппетита – прием пищи превратился для него в неприятную, никому не нужную обязанность, которую он, тем не менее, вынужден был выполнять. Завтракал Марк плохо, ужинал еще хуже, обед и вовсе пропускал. Ему не хотелось есть, спать, двигаться. Он завтракал, потому что привык завтракать; ходил на работу, потому что привык ходить на работу; ложился спать, потому что привык в одно и то же время засыпать и подниматься. Мысли в его голове не имели никакого отношения к тому, что творилось в реальной жизни. Можно сказать, Марк витал в облаках. Хотя это были скорее не облака, а те самые тяжелые октябрьские тучи, что висели над городом всю неделю.