Трофимова я недолюбливал. Взбрело же в голову старику заниматься подобной ерундой. И словно дьявол смешал карты – у него получилось. Понимаю: не выйди у него, вышло бы у кого-нибудь другого. Наверное, мне просто требуется объект для неприязни, и так уж случилось, что им стал Трофимов.

Общество полагает, что магия – благо. Я думаю, она убийца, и у меня есть все основания так считать. Потому что постоянно прибираю за ней…

Из кабинета Горыныча вышла Маша. Сочувственно повела подбородком. Положила руку на мое плечо, вздохнула.

– Не драматизируй, Мария.

– Ага, – Маша оценивающе взглянула на меня, – это ты еще ничего не знаешь о драме. Но у тебя все впереди, – она кивнула сторону двери начальника. – Он ждет, заходите.

Мы вошли. Шеф, и правда, находился в состоянии, граничащем с бешенством. Самое время доставать пантакль и читать защитные мантры. Я даже невольно потянулся за ним, чем привлек его внимание, и рука предательски дрогнула.

– Ты чем думал, Алексей?

– Ну не мог я сидеть сложа руки.

– А надо было! Глядишь, обошлось бы… с телом, – как-то не очень уверенно произнес он.

Я молчал. Знал, что не обошлось бы.

– Еще и служебную машину угробил! Я что, по-твоему, миллионы из госбюджета вырываю, чтобы каждый день сотрудникам новые автомобили поставлять?

– Простите, Геннадий Ярославович. Это я не рассчитала… – осторожно вмешалась Алиса.

– Молчи уж… – махнул рукой Горыныч, постепенно приходя в норму. – Сорванцы! Это ж надо ТАК не рассчитать, Алиса. Нет, у вас, конечно, там, в департаменте, силенок хоть отбавляй. Но… ой, да черт с вами!

Мы сидели в главном кабинете ИМП. В кружках остывал чай, который, чтобы хоть чуть-чуть утихомирить шефа, заботливо принесла Маша сразу после того, как мы вошли. К печенью «Юбилейному», лежавшему на блюдцах, никто так и не притронулся. Настроение у всех троих было препаршивое.

– Давайте все-таки вернемся к началу, – произнес Горыныч. – Почему маг остался жив, если Валерий Николаевич благополучно скончался?

– Валерий Николаевич в момент моего появления был связан только с сыном. А вот сын имел две связи: с отцом и неизвестным магом. Однако маг успел освободиться от Никиты до того, как я разобрался с отцом. Поэтому и остался жив. Не знаю, везенье это или холодный расчет. Кстати, на теле Валерия Николаевича была такая же пентаграмма, как и у патологоанатома. Это значит, что поначалу им также могли управлять, а уже потом он практиковал сам по себе.

– Однако эти пентаграммы не такие ценные, как та, что была уничтожена на теле Никиты. И еще, выходит, Валерию Николаевичу помогли овладеть силой.

– Скорее всего так, – согласился я с Горынычем. – И сделали это для того, чтобы Валерий Николаевич, обезумев, провозгласил себя богом и решил переселиться в тело собственного ребенка. А такое колдовство требует подготовки. Неизвестному магу оставалось лишь вовремя устранить претендента и занять его место. Это объясняет, почему у мальчика была привязка к двум людям.

– Господи, куда катится этот мир? У нас появился способ переселяться в другие, более молодые тела, чтобы избежать смерти! – не веря своим ушам, воскликнул Горыныч. – А что с этими пентаграммами? Изучили?

– Не представляют никакой ценности, шеф. Нанесенные на тело, они подавляют волю, навязывают чужие желания, в общем, дают временный контроль. У нас такие разработки еще с прошлого года лежат, – ответил я.

– Значит, важна лишь пентаграмма на теле мальчика, которая полностью уничтожена, – нервно постукивая пальцами по столу, повторил шеф.

– Да, именно за ней и явился в морг неизвестный, завладел рассудком врача, ну… дальше вы знаете, – угрюмо подтвердил я.