В какой-то момент ему неожиданно захотелось просмотреть документы, прочитать типовые образцы, изучить порядок регистрации юридических лиц, разобраться в тонкостях множества статей гражданского права. Он почувствовал небывалый прилив сил и энергии. Предстояло многое сделать. Главное, Михаил обнаружил у себя желание делать это. Надо было, как сказала Лиза, срочно и основательно «въехать в тему».

Через несколько часов напряженной работы Михаил встал, размял свое тело случайно пришедшими в голову упражнениями, выпил горячего чая и сел в кресло, которое заблаговременно придвинул к самому окну. Он смотрел на серое питерское небо и думал о Лизе. Михаилу все в ней нравилось – ее активность, энергия, ум, забота о нем. Мужчины вообще, как малые дети, любят, когда о них заботятся – ухаживают, готовят вкусную еду, слушают тот бред, с которым не обратишься даже к другу. И вообще, подсказывало Михаилу его подсознание, она сказочно хороша во всех своих инициативах и к тому же она волнующе красива. Лиза очень современна во всем, даже в ее красоте есть особые европейские черты прогрессивного двадцатого века. Он напряг все свое воображение, но так и не смог сравнить Лизу с каким-либо общепризнанным эталоном или идеалом. Лиза являла собой совершенное и оригинальное творение уходящего двадцатого века и была выше всякого эталона. И тут он понял, что объективность всегда уходит, когда появляется любовь.

Лизу невозможно было сравнивать с Юлей. По складу своего характера Юля казалась Михаилу типичной представительницей девушки из высшего света девятнадцатого века. Лиза же влекла его в новый, заманчивый и фантастический двадцатый век. Но помимо своей ослепительной роскоши и технологичности этот век вселял в душу Михаила необъяснимый страх житейской неопределенности и физической опасности. И стоило ему лишь подумать о Юле, как его мечты тотчас уводили его от суровой реальности настоящего в сторону замшелой тургеневской рафинированности прошлого. Эти мечты были сладостно приятны. Они кружили его в своем водовороте комфорта, стабильности, уверенности в себе и безопасности, которые ему были чертовски желанны и которые ему некогда гарантировал век девятнадцатый.

Михаил снова размечтался о своих нафантазированных отношениях с Юлей. Вновь и вновь он возвращал в памяти пережитые эпизоды волнений в минувшие дни и сказочное ощущение ожидания мнимых объятий и поцелуев в дни грядущие. Он страстно желал иметь свой тайный уголок платонической любви, фантазий и мечтаний, куда путь был заказан всем, даже Лизе. «Возможно, – подумал Михаил, – придет время, и я сам разрушу этот уголок за его ненадобностью, но только не сейчас. Юля – дневник моей души. Я пишу в него самое сокровенное и прячу его от самых близких и дорогих людей».

В этом году Михаилу должно исполниться тридцать лет. А может быть, сто тридцать? Господи, какая разница, при чем здесь возраст. Один миг, день, неделя, месяц, год счастья могут стоить долгих лет совместного сосуществования и безразличия. Если люди любят друг друга, то ни возраст, ни что-то иное их не волнует. И пусть это длится столько, сколько проживет их любовь. Он хотел признаться Юле в своей любви, хотел услышать ее признание, хотел обнимать и целовать ее. Но желал он этого только в своих мыслях. Хотел разделить с ней весь огонь любовной страсти, но только в своих фантазиях и мечтах. В реальной жизни он категорически отрицал это. Вся прелесть его восторга заключалась в сладострастии возвышенных чувств, в их оторванности от реальности. В реальной жизни он желал быть с Лизой. Она вспенивала его кровь, переполняла сердце адреналином, взрывала мозг до безумия и питала душу желаниями и восторгами. Лиза влекла его вперед, в будущее.