Ночь с 12-го на 13-е января 1848 года долго останется памятной жителям Новороссийска, а еще и того более морякам, которые провели ее на рейде этого порта.

Нет выражений для описания ужасов свирепствовавшей в это время бури, или, лучше сказать, всесокрушающего урагана, который нельзя сравнивать с ураганами Антильских островов, столь известных своими страшными, разрушительными действиями. Невообразимая сила ветра с ужасающими порывами, трескучий мороз, доходивший на рейде до 16°, а на берегу до 20° по Реомюру, густой мрак среди дня, несущийся по воздуху в виде тончайших иголок, водяная обмерзлая пыль, треск, свист, гул – всё это смешалось в один хаос, как бы предвестник разрушающейся вселенной. Это продолжалось более трех суток без ослабления.

Можно вообразить борьбу, какая предстояла в эту ночь экипажам, стоявших на рейде судов. Чему только не подвергались люди? Со всех сторон угрожала им опасность, даже сама гибель. Суда обросли снаружи толстою массой сплошного льда, внутри все замерзло, отторгнутые с рангоута и снастей льдины падали на работавших людей. Обдаваемые брызгами, тут же замерзавшими, они коченели от стужи. Так проведена эта роковая ночь в беспрерывном напряжении истощенных сил. Но что значили эти сверхъестественные усилия против разъяренных стихий?! К чести гг. командиров, офицеров и команд, как видно из донесений, в эти страшные минуты рокового испытания ни на одном судне дисциплина не была нарушена ни на минуту. Офицеры первые везде подавали собой пример того бессознательного самопожертвования, который всегда и везде отличает наших офицеров; о нижних чинах говорить нечего. Видя начальника, сохраняющего среди опасности присутствие духа, русский воин, чудо-богатырь, так называл его бессмертный Суворов, готов в огонь и в воду, вслед за своим отцом-командиром.

Каждую минуту казалось, что буря достигала высшего своего развития, и каждую минуту усиливалось свирепство ее величественно-грозных ужасов. В 2:30 часа пополуночи лопнула цепь с левой стороны на бриделе №2, на котором стоял бриг «Паламед»; в то же время был брошен даглист с 55, а потом плехт с 45 саженями цепей, вскоре лопнула и другая цепь от бочки, и поэтому отдан был запасный якорь с 50 саженями пенькового каната; бриг задержался на двух якорях, так что канат запасного якоря не позывало за борт, и глубина за кормою была более 26 футов, но в это время волнением выбило погонный борт, и положение брига с этой минуты стало опасным: вода, вливаясь с каждым валом через погонный борт на палубу, от холода замерзала, тем более что шпигаты тоже замерзали; и хотя с усилиями три раза был заколачиваем борт досками и беспрерывно пробиваемы шпигаты, но силою волнения снова выбивало его, отбрасывало людей, и вода, продолжая вливаться на палубу, замерзала; весь бак и вся носовая часть брига, составляя почти одну сплошную массу льда, представляла значительную площадь на пару волнения, и это было причиной, что бриг начало подавать назад, так что со всеми выровнявшимися канатами за кормою было уже 24 фута глубины; в этом положении бриг пробыл до 4 часов пополуночи.

Ужасная тяжесть льда на всей передней части погрузила носовую часть брига в воду до того, что волнение к 4 часам ночи начало иногда переливаться через бак, и от этого невозможным сделалось обрубливать лед на некоторых местах носовой части. С 4 часов ночи ветер превратился в совершенный ураган, и бриг стал дрейфовать, а в 5 часов он ударился кормою, и этим ударом выбило руль. Продолжая биться кормою, трюм и кубрик наполнились водой, и бриг начал поворачиваться левой стороной к берегу, и наконец положило его набок. Вскоре после этого, от сильных ударов боком о берег, упала за борт грот-мачта.