Ландшафтный подход аксиологичен. В той мере, в какой аксиологичны идеализации и теоретические построения. Это значит, между прочим, что в выборе между реальностью и моделью этой реальности, идеалом реальности предпочтение отдается модели и идеалу, а не грязи, шероховатостям, неровностям и несовершенствам реальности: «если факты противоречат моей теории, то тем хуже для фактов» (Галилей).
Наконец, средовой подход ситуативен, топичен, хотя топичностьпространства – тавтология. Топическая неопределенность – наиболее адекватная реакция на пространство. «Здесь» и «тут» обладают той же степенью неопределенности, безразмерности и бесконечности, что и «везде», «там» и «где-то». Единственная форма определенности – «вот!» в равной степени относится и к пространству и ко времени. В среде нечто определенное и ограничивающее можно сказать только о субъекте среды, но не о ней самой.
И здесь, на пересечении пространства и времени создается еще одно, фундаментальное и для географии, понятие – ситуация.
Если по одной оси отложить пространство от «тут» до «там», а по другой – время от «сейчас» до «никогда», то задаваемая этими двумя векторами плоскость и будет плоскостью существования ситуации, постольку поскольку в каждой точке этой плоскости существует «здесь и теперь» во всей полноте топики: от совершенно конкретного «вот!», до совершенно неопределенного, по-гуссерлиански эпохального замолкания, архэ.
Здесь даже можно сказать, что ситуация – и есть топика, заполненная логикой и онтологией нашего мышления. Ситуация – это мыслительно обустроенная топика. Кажется, именно так и понимал Dasein Мартин Хайдеггер [22].
В системе «пространство-время» помимо или наряду со временем можно вводить любой другой вектор, лишь бы у него были ноль, включая понятийный ноль, и бесконечность, включая понятийную бесконечность. Например, человека можно принять за ноль, а Бога – за бесконечность. И тогда по вектору «Бог-человек» можно проставить и даже проградуировать такие понятия и фигуры, как герой, мученик, блаженный, праведник, святой, апостол, ангел, сила, серафим. А можно по вектору смертности разместить в нулевой точке Бога, и тогда на конце вектора, по-видимому, будет находиться задушенный в презервативе сперматозоид. Мы можем даже вводить вектора понимания, познания, постижения, осознания и другие когнитивные вектора, включающие в космос пространства нашу субъектность и наши возможности или способности.
Меняя этот четвертый вектор, можно создавать и плодить всевозможные миры, число которых неисчерпаемо, а можно попытаться построить многомерное универсумальное пространство, имеющее всевозможные направления существования.
И это последнее помогает понять место не как точку геометрического, трехмерного пространства, а как некий знак, метку присутствия. Мы часто бываем вместе, но при этом в разных местах: учитель и его лучшие ученики – в классе на уроке, а отпетый двоешник и поэт – в том же классе вместе с ними, но не на уроке, а в эмпиреях своего воображения. Другой пример: в одну и ту же точку, которая когда-то была местом нашего счастья, мы приходим после разлуки и рыдаем на покинутом некогда пепелище своего счастья, и тогда – это совсем другое место, и мы сами стали другие, уже совсем старые и непохожие на собственную молодость.
Географию можно рассматривать как частный случай хорологии, подобно тому, как Эвклидова геометрия – часть геометрии Римана-Лобачевского [15]. Кроме того, некоторые, наиболее рьяные сторонники математизации географии хотели бы видеть в ней и топологические черты и основания [20]. Действительно, для инженерной географии это крайне важно, особенно в сфере построения транспортных сетей и коммуникаций, инфраструктурного замощения территорий, в тех областях географии, где географии менее всего: там, где мы имеем дело с множественными, массовидными явлениями и процессами, не имеющими заметных территориальных различий или эти различия нами пренебрегаемы: доллар, он и в Африке доллар, такими же полезными свойствами обладает туз и бигмак.