– Сегодня утром на обочине такую шикарную жопу видел от копейки – мечта! – в восхищении говорил он нам утром, – представляете, даже багажник у нее открывается! Сейчас поеду за ней.

А на следующий день, глядишь, эта выброшенная за ненадобностью филейная часть какого-то разбитого жигуленка уже красуется сзади его собственной машины, от которой ничего своего уже давным-давно не осталось.

Мог приварить и пришпандорить чего угодно к чему угодно, а потом сесть на все это и поехать. Короче, так-то был он вполне нормальный работящий мужик. Но вот с «разгулом иронии и удалью», как пишет Даль, было у него не очень…

Мы все работали тогда в Курьяново, в подвале терапевтического корпуса 37-ой больницы, в одной большой комнате. Ученых дам в нашем коллективе тогда еще не было, поэтому мы часто, не отвлекаясь от экспериментальной работы, рассказывали друг другу разные байки, болтали бог знает о чем, травили анекдоты…

И вот однажды я рассказываю свой очередной анекдот…

А анекдот был такой:

Бал во дворце английской королевы. Шум, музыка, все танцуют. Королева тоже вальсирует и вдруг: пук! Бедняжка королева пукнула. Да еще так громко! Может съела, чего-нибудь, а может просто так, – от чувств…

Музыка мгновенно смолкла. Всё остановилось. Неловкая пауза повисла в зале…

Но тут первым нашелся французский посланник:

– Господа! Прошу меня извинить, – бедный посланник картинно согнулся пополам и двинулся к выходу, – Я плохо себя чувствую, господа. Кишечник, знаете ли, совсем ни к черту! Вынужден вас срочно покинуть…

Ура! Все вздохнули с облегчением. Честь королевы спасена. Опять музыка, смех, веселье и танцы и вдруг снова: ПУК!

Опять всё замерло, но лишь на мгновенье, потому что сразу же нашелся английский дипломат – извинившись, он тоже вышел вслед за французом.

И опять музыка, веселье, танцы, и снова предательское: ПУК!!! И снова общее замешательство и гнетущая тишина…

Все взгляды с надеждой обратились к русскому атташе, и седой породистый генерал не заставил себя ждать:

– Леди энд джентльмены, – торжественно объявил он, вставая, – прошу минуточку внимания: «Третий пук королевы, Москва берет на себя!»

На письме этот анекдот не очень-то и смешон, но тогда он всем понравился. Все с удовольствием отсмеялись и разговор пошел дальше, о чем-то совсем другом. И тут в него внезапно вклинился Рим:

– И что же? Он тоже ушел? – вдруг обратился он ко мне.

– Кто ушел? – не понял я.

– Ну, этот – русский военный.

– Какой военный?

– Ну, тот. На балу-то – у английской королевы. Ну, который все на себя-то взял. В третий раз.

И тут только до меня и до остальных начинает доходить, что это он о рассказанном десять минут назад анекдоте, про который все давно уже успели забыть.

– Нет, – говорю я, и все вокруг настороженно затихают в сладостном ожидании, – Он не ушел. Зачем же ему уходить? Он остался и даже танцевал там с дамами до утра.

– И правильно! – удовлетворенно констатирует Рим, – Вот ведь молодец какой!

Он даже впервые за все это время радостно рассмеялся:

– Тоже мне! Подумаешь, блин! – Королева она, видите ли! Сама пёрнула, а все должны за нее отдуваться, да еще и с бала уходить. Надо, знаете, уметь самому отвечать за свои поступки…

Да, обостренное чувство социальной справедливости у него было развито прекрасно. А вот с чувством юмора, как вы уже успели заметить, – совсем никак. Но, все равно смешно. Гораздо смешнее самого анекдота. Тогда все буквально покатывались со смеху. И Рим вместе со всеми, даже не понимая, что это смеются над ним самим.

Иногда, между прочим, чтобы не отстать от других, он и сам тоже выдавал какой-нибудь армейский анекдот. И мы опять смеялись до слез. Но не над содержанием. Никакого содержания там не было. Мы смеялись над его манерой неспешного и обстоятельного, я бы даже сказал какого-то делового, донесения до слушателей своего жуткого материала. Обычно с такой обстоятельностью докладывают лишь результаты сложнейшего исследования на научном семинаре или, когда зачитывают какие-нибудь жуткие выводы медицинского заключения в зале суда – «Разложившиеся фрагменты расчлененного тела были размазаны…». Короче, что-то в таком же духе.