Кто-то летает в космос.
Кто-то употребляет наркотики.
Кто-то достигает измененного сознания при помощи медитации.
Кто-то сохраняет в себе взгляд ребенка.
Оберегает его.
Дает ему повод дышать. Чувствовать. Верить.
А знаете, не все настоящее пронзительно!
И не всему нужны акцентные интонации.
Иногда это довольно простые, но сильные вещи.
Тональности начинаются с до мажора —
последовательности нот без каких-либо знаков и
усложнений.
Каллиграфия – это искусство выводить иероглифы
(или выводить в этих безупречных
иероглифах самих себя?).
Однажды,
мне кто-то сказал,
что если долго смотреть на планеты,
то тебя пронзает нестерпимый холод.
Клонит в сон.
И понемногу отключается сознание,
как от кислородной маски перед операцией.
Однажды,
мне кто-то сказал.
Однажды..
Экспозиция
Море в безумстве спокойном
дышит солями взахлеб.
Волны кидает безвольно
за горизонт дорог.
А мы с тобой – полубоги,
но, как лики огня на ветру!
Я массирую тебе ноги
и смотрю на твою наготу.
Закипает под ласковым зноем
в пластмассовой колбе вода.
И неровно песок распорет
тень от солнечного зонта.
И красивые гордые птицы
захотят проломить небосвод..
Вот такая вот экспозиция,
и никто ее не вернет.
«Город стал очень холодным …»
Город стал очень холодным —
хуже, чем звездная пыль.
Давай пронесем через годы
много десятков миль,
много десятков тысяч,
выключив дома свет,
наши бесплотные мысли
и кинем их в Интернет!
Они заразят чьи-то ленты,
скрываясь среди новостей.
Между фотками вкусной поленты
и почти обнаженных блядей.
Между чьими-то злыми словами,
между красками прошлых дней.
Они будут тревожить память,
накрывая нас грустью своей.
И когда мы дойдем до сути —
будет поздно менять маршрут.
Мы уже никогда не забудем
этих пару последних минут.
Город стал беззаботно-тихим,
но наполнены в нем дома.
Может быть, нас всколыхнет
вся эта кутерьма?
«Обними меня за плечи …»
Обними меня за плечи —
В нашей комнате темно.
И холодный летний вечер
Бьётся ветром об окно.
Одеяло нас спасает.
Попусту горит камин.
Ты убийственно беспечен
И, как всегда, неповторим.
Улыбаешься спокойно,
Сидишь, как будто в стороне.
Я привыкла – мне не больно,
Только очень грустно мне.
Только хочется однажды,
Когда ночь развесит шелк,
Чтоб ты меня укутал взглядом,
Чтоб меня опять нашел..
Обними меня за плечи.
В нашей комнате темно.
И холодный жгучий вечер
Бьётся ветром об окно.
«Прости за молчание и строгость…»
Прости за молчание и строгость.
Каждый раз, кажется, что все разбилось на нити.
Я не куплю тебе больше йогурт
Ни шоколадный,
ни фруктовый,
который можно из банки выпить.
А ты из какого-то чувства меры не будешь делить меня на части.
Тебе наплевать на вкус и запах моей спермы
и на красоту моих деепричастий.
Может, это все ложь и видимость скверны?
Видимость того, как нами диктует слабость.
Я люблю тебя больше, чем бесконечность полусферы
бездонного океана, упавшего Посейдону в лапы.
Я люблю тебя больше, чем жизнь эту страшную.
И каждый день любовь эта все ярче хлещет!
Я просто скучаю о тебе, как труба о печной саже,
как о глажке утюгом постиранные вещи.
Тебе наплевать, я знаю, и все это совсем ничего не значит.
Я или кто-то другой придет к тебе на ужин.
А с какой все же символикой нашей любви мячик
футбольный,
баскетбольный,
или просто упавший в лужу?
Не знаю, как закончить.
Еду за очками.
Тебе снова больно одной и, возможно, плохо.
Я люблю тебя. Ты поглотила мою память.
Каждой клеткой своей
до моего последнего вздоха.
«Хочешь, я буду твоим ярким светом?..»
Хочешь, я буду твоим ярким светом?
Ты оставайся моей тьмой, если так чувствуешь, слышишь?
Хочешь я буду твоей планетой?
Буду дождем, который стучит по твоей крыше?
Хочешь, я буду твоим нелюбимым?