– Я собрала для вас одежду и прочие нужные вещи, мисс Фелисити, – сказала девушка и передала сумку слуге.

Одежда – последнее, что волновало Флик. Она бросила взгляд на дверь материнского кабинета на втором этаже, но та по-прежнему была закрыта. Возможно, мамы вообще нет дома.

Это неважно. Флик уже восемнадцать лет. Ей не нужны сопровождающие. Она не даст матери еще больше опозориться из-за проступков дочери.

Так будет лучше, отупело подумала Флик. Вот что сказала бы мать. Флик нарушила закон и теперь получит по заслугам.

Капитан с хмурым лицом вывел ее через парадную дверь. Выше нос, мысленно одернула себя Флик. Она выходит из дома. Разве не об этом она мечтала? Флик вышла на улицу впервые за сорок три дня. Солнце приятно согревало лицо, под ногами бугрилась брусчатка.

Капитан остановился рядом с одной из карет.

– Полезайте внутрь, мисс.

Слуга пристроил сумку с вещами в отделение для багажа, лакей опустил подножку и отошел к другой карете – Флик даже не успела потянуться к его руке для поддержки.

Она оглянулась на особняк – бежевый кирпич, белые ставни на окнах, крыша в тон безупречному ореховому паркету внутри. Ее дом, ее тюрьма. Прости, мама. Забери меня. Давай все исправим.

– Береги голову, милая, – донеслось из кареты.

Флик застыла, но тут лакей захлопнул за ней дверцу, и она потеряла равновесие и буквально свалилась на колени… к нему? Глаза привыкли к полутьме в карете, и Флик различила лицо сидевшего внутри. Это и правда был он.

Флик знала этот голос – по ночам его обладатель заглядывал к ней на склад, опирался руками на ее стол, и в его глазах, черных, как изящные витые линии татуировок у него на шее, сквозило лукавство.

– Женщины любят падать к моим ногам – это для меня не новость, но, право же, сейчас не время и не место, – сказал он.

Флик словно молнией пронзило. Фуражка была надвинута ему на лоб, на носу – затемненные очки, но она узнала изгиб его губ. Такие губы сложно забыть – и перестать о них думать тоже непросто.

– Джин?

Губы растянулись в улыбке.

– Здравствуй, Фелисити. Я скучал.

Когда Джин перегнулся через нее и раздвинул шторки на окне кареты, Флик увидела, что они свернули в сторону Адмиральской рощи. Локоть Джина задел ее грудь едва ощутимо, но у Флик перехватило дыхание. Даже тонкий стон вырвался. О боги. Нужно на что-нибудь отвлечься.

Что там за окном? Вот. За окном, будто скелет, грозно нависший над окрестностями, вздымалась старая часовая башня. Она была сложена из бурого кирпича, циферблат окружала узорная кладка. Большие сапфирово-синие стрелки отсчитывали время, каждая минута была словно приговор. От витражных арочных окон и позолоченного ограждения балкона отражался солнечный свет.

Рядом стоял Атерей. В его многочисленных окнах было темно, между пятью колоннами с желобками, что высились на резных постаментах, клубились тени. Флик поежилась при виде слов, выбитых на балке сверху: Mortui vivos docent. «Мертвые учат живых».

Джин откинулся на спинку сиденья – от него исходили ароматы бергамота, чая и моря.

– Флик, – сказала она. Ей вечно приходилось поправлять его, и делала она это уже почти без всякой надежды. – Меня зовут Флик.

– Да-да, а я – Джефферсон Третий, – кичливым тоном ответил Джин, снимая очки.

Флик фыркнула, но что-то в том, как он произнес ее настоящее имя, взволновало ее. Она скрестила руки на груди.

– Я знаю, что в преступных делах ты куда более сведущ, чем я, но сегодня у тебя особенно подозрительный вид. Далеко ты меня везешь?

Карета, в которой находился один из Казимиров, ехать в штаб-квартиру Рогатой Стражи явно не могла.